Записки внучки Карла Радека

В 1947 году закончились десять лет маминой ссылки и она уехала из Казахстана поближе к Москве. Ей разрешалось жить на 101-м км, и она поселилась в Александрове. В Москву она изредка наезжала тайком. Я ее почти не видела. Вскоре ее снова арестовали, на свободе она пробыла несколько месяцев. Произошло это так. В один из наездов в Москву Соня прогуливалась по ВДНХ (тогда ВСХВ) со своим школьным приятелем Димкой Придворовым (сыном Демьяна Бедного). Вдруг он говорит: «Соня, а за тобой хвост». Соня быстро распрощалась с Димой и поехала в Александров. На станции ее почему-то встречала квартирная хозяйка, у которой Соня снимала угол. Та пришла на станцию неожиданно и что-то пыталась Соне сказать. Что-то о каких-то странных гостях, все на что-то намекала. Соня ничего не поняла из ее намеков, а придя домой, увидела двух поджидавших ее гэбэшников. Они отвезли ее в Москву на Лубянку.

В камере было много народа, собранного по совершенно непонятному принципу, что называется «с бору по сосенке». В целях «безопасности» у заключенных отбирали резинки, поддерживающие чулки, резинки из трусов, шнурки из обуви. А по коридору днем сновали наманикюренные, наглаженные секретарши и машинистки. И заключенные из сониной камеры решили, что не будут ходить хуже этих «пишмашей».

В туалете тюрьмы был единственный водопроводный кран. Женщины мылись под этим краном, стирали свою одежду, а потом в камере высушивали и выглаживали ее собственными попами. Развешивать белье для просушки в камере запрещалось. Иногда кто-нибудь просил: «Сонь, погладь мою кофточку, у тебя “утюг” лучше».

Заключенные умудрялись делать друг другу прически, накручивать волосы на папильотки, сделанные из клочков бумаги.

Следователи недоумевали, как женщинам удавалось прилично выглядеть несмотря ни на что.

Была там молоденькая девушка лет 17–18, верующая католичка с чудесным голосом. Пела в камере, как птичка. С утра до вечера. А попала она в тюрьму вот как. Она ходила к исповеди и покаялась ксендзу, что грешна завистью. А надо сказать, что училась она в Гнесинке, куда устроила ее соседка, преподававшая там. Она услышала чудесный, от природы поставленный голос девочки, привела ее в училище, куда сразу та была принята. В основном там учились дети достаточно состоятельных родителей, а у девочки мать работала уборщицей, и ей порой нечего было надеть, кроме жалких обносков. Вот и пожаловалась она священнику, что завидует одежкам этих ребят, а у нее нет даже пальтишка, а на носу зима. Священник, пожалев девочку, дал ей пропуск в какой-то спец. магазин на шубку. При выходе из магазина ее арестовали. Как-то она пришла с допроса рыдающая. Следователь обвинил ее в том, что она любовница этого священника, а тот, конечно, иностранный шпион. Девочка рыдала: «Как же так можно говорить? Грешно ведь, он же священник!» Соня, как могла, успокоила ее.

Была там еще пожилая женщина, которая все время плакала и утверждала, что она видит: в камере напротив сидит ее дочь и она умирает. Все думали, что она помешалась. Какой же был ужас, когда случайно узнали, что в той камере скончалась молодая женщина. Это была ее дочь.

Надзирателем за женской камерой почему-то был мужчина. Деревенский полуграмотный мужичонка. Он был предметом постоянных насмешек. Каждое утро он входил в камеру и говорил: «Приготовьтесь… это, в тувалет». Все делали вид, что не понимают его, переспрашивали друг друга: «Тувалет? А что это такое?» Надзиратель страшно смущаясь, говорил: «Ну, по-русски говоря, в уборную». И так ежедневно. На допросы заключенных водили по коридору, вдоль стен которого было что-то вроде стенных шкафов. Конвойные, ведя заключенного, щелкали пальцами, предупреждая других. Чтобы заключенные не встретились, одного из них запихивали в стенной шкаф, пока другой проходил.

В камере, где сидела Соня, была женщина, с которой вечно происходи какие-нибудь истории. Однажды ее вели с допроса, камера была уже рядом. Стенные шкафы уже закончились, а тут раздались сигнальные щелчки, что кого-то ведут навстречу. Конвоир быстро втолкнул женщину в первую попавшуюся дверь. Это оказался пустой кабинет одного из следователей. На столе лежали «Дела». Женщина быстро перелистала, прочитала фамилии и, придя в камеру, назвала их. «Кто знает такого-то, кто такого-то? Их взяли».

Соню вызывали на допросы каждый день, требовали, чтобы она подписала обвинение. Обвинение было заведомо абсурдное. Она отказалась подписывать. Однажды следователь сказал: «Слушай, Радек, ты мне надоела. Подпишешь ты, не подпишешь – все равно свою десяточку ты получишь».

«А если не подпишу, будет то же самое?» Он отвечает: «Да!» – «Тогда не подпишу!» Отправили ее в лагерь в Коми АССР, в Абезь. Когда она там немного обжилась, перевели в другой лагерь, в Инту. Это была обычная практика.