— Считаю своим долгом сообщить вам, мистер Джонсон, что случай чрезвычайно сложен. Сердце вашей жены оказалось недостаточно крепким: появились некоторые неблагоприятные симптомы. Поэтому если пожелаете пригласить еще одного специалиста, буду очень рад встретить любого, кого вы выберете.
Роберт до такой степени отупел от бессонной ночи и устрашающего известия, что не сразу понял, что именно доктор имеет в виду. Заметив недоумение, тот решил, что клиент подсчитывает расходы.
— Смит или Хейли приедут за пару гиней, — подсказал доктор Майлс. — Однако считаю, что лучше вызывать Притчарда с Сити-роуд.
— Да, конечно, вызовем лучшего! — воскликнул Джонсон.
— Притчард запросит гонорар в три гинеи. Но он самый опытный.
— Я готов отдать все, что имею. Лишь бы помог. Мне бежать за ним?
— Да. Только сначала загляните ко мне домой и попросите зеленую холщовую сумку. Ассистент ее даст. И еще скажите, что необходима микстура из одной части спирта, двух частей хлороформа и трех частей эфира. Для чистого хлороформа сердце вашей жены слишком слабо. А затем отправляйтесь к Притчарду и привезите его.
Джонсон несказанно обрадовался возможности заняться делом и в меру сил поддержать жену. Он бегом бросился на Бридпорт-плейс. Шаги гулко отдавались на пустынной мостовой, а большие темные полицейские с подозрением направляли на него свет фонарей. Два звонка срочного вызова разбудили ассистента. Сонный, полуодетый, он тотчас выдал закупоренную стеклянную бутылку и зеленую сумку, в которой при каждом движении что-то звякало. Джонсон засунул бутылку в карман, схватил сумку и, как можно плотнее надвинув шляпу, со всех ног побежал на Сити-роуд, где отыскал выгравированное белыми буквами на красном фоне имя доктора Притчарда. Он радостно запрыгнул на три ступеньки и услышал громкий звон. Обернулся и увидел, что бутылка выскочила из кармана и разбилась вдребезги.
В первый миг Джонсону показалось, что это рассыпалось на мелкие части тело жены. Однако бег немного освежил ум: он догадался, что дело поправимо, и принялся изо всех сил дергать шнур ночного звонка.
— В чем дело? — прозвучал рядом хриплый сердитый голос. Джонсон отпрянул и посмотрел на окна, но признаков жизни не заметил. Снова приблизился к звонку с намереньем потянуть шнур, но свирепый рык отбросил его от стены.
— Я не могу всю ночь стоять здесь на холоде, — возмущенно проворчал голос. — Или говорите, кто вы такой и что вам нужно, или закрою трубу.
Только сейчас Джонсон заметил в стене над звонком выход переговорного устройства и прокричал:
— Нужно, чтобы вы немедленно отправились со мной на роды. Вас вызывает доктор Майлс.
— Далеко? — осведомился раздраженный голос.
— Нью-Норд-роуд, Хокстон.
— Мой гонорар составляет три гинеи. Платить сразу всю сумму.
— Хорошо! — крикнул Джонсон. — Только возьмите с собой бутылку микстуры из спирта, хлороформа и эфира.
— Понял. Подождите немного!
Спустя пять минут дверь распахнул пожилой человек с суровым лицом и подернутыми сединой волосами. Вслед откуда-то из темноты донесся женский голос:
— Не забудь шарф, Джон.
В ответ доктор Притчард что-то сердито пробормотал через плечо.
Консультант был человеком, закаленным бесконечным трудом. Как замечали многие, потребности собственной растущей семьи заставляли его ставить коммерческую сторону профессии выше филантропической. Однако под суровой внешностью скрывалось доброе сердце.
— Сейчас побьем все рекорды по бегу, — заметил он, остановившись и тяжело дыша после пятиминутной попытки угнаться за Джонсоном. — Я бы шел быстрее, дорогой сэр, если бы мог. Вполне разделяю ваше беспокойство, но шагать в ногу с вами я не в состоянии.
Поэтому сгоравший от нетерпения Джонсон был вынужден сдержать пыл. Зато, оказавшись перед своим домом на Нью-Норд-роуд, бросился вперед и заранее распахнул перед доктором Притчардом дверь. Он услышал, как специалисты встретились возле спальни, и уловил обрывки разговора:
— Простите, что побеспокоил… Тяжелый случай… Достойные люди…
Затем диалог перешел в невнятное бормотанье, и дверь закрылась.
Джонсон снова опустился в кресло и весь превратился в слух, понимая, что кризис уже совсем близко. Даже начал различать поступь доктора Притчарда, заметив в ней тягучесть — в отличие от твердого, четкого шага Майлса. После нескольких минут тишины послышался странный, пьяный, певучий голос, не похожий ни на один из прежних звуков. В то же время со второго этажа в гостиную проник слабый, незаметный для менее обостренных нервов сладковатый запах. Вскоре голос стих до приглушенного гуденья, а потом и вовсе смолк. Джонсон вздохнул с облегчением, поняв, что лекарство подействовало: теперь, что бы ни случилось, страдалица уже не почувствует боли.