Однако спустя пару минут тишина оказалась еще более мучительной, чем недавние крики. Роберт не понимал, что происходит наверху, и сознание предлагало разнообразные ужасные варианты. Поднявшись и подойдя к лестнице, он услышал клацанье металла о металл и приглушенные голоса врачей. Потом испуганно, умоляюще произнесла пару слов миссис Пейтон, и снова что-то забормотали доктора. Двадцать минут Джонсон стоял, прислонившись спиной к стене, и прислушивался к обрывкам разговора, но не мог разобрать ни единой фразы. И вдруг тишину прорезал удивительный тоненький писк. Миссис Пейтон что-то восторженно воскликнула. Джонсон бросился в гостиную, упал на набитый конским волосом диван и принялся в экстазе бить пятками по подлокотнику.
Однако часто огромная коварная кошка по имени Судьба ненадолго выпускает нас из своих когтей лишь для того, чтобы через мгновение схватить еще крепче. Минуты тянулись долгой чередой, но сверху не доносилось никаких звуков, кроме этого тоненького призрачного писка. Приступ радости миновал, и теперь Джонсон лежал, не дыша и напряженно прислушиваясь. Доктора наверху двигались медленно, а переговаривались негромко. Однако время шло, но все не было слышно того голоса, которого Роберт так ждал. От долгого ночного бдения и бесконечного страха нервы притупились: теперь он мог лишь тупо, обреченно ждать. Когда доктора спустились, он собрался с силами и сел — взъерошенный, несчастный человек с грязным потным лицом и взлохмаченными от бега и страданий волосами. Потом встал, опираясь о каминную полку.
— Умерла? — спросил он неживым голосом.
— В порядке, — ответил доктор Майлс.
От этих слов скромная маленькая душа, до этой ночи не сознававшая бездны скрывавшейся в собственных недрах яростной агонии, во второй раз ощутила прилив неведомой прежде радостной энергии. Джонсон хотел было упасть на колени перед докторами, но постеснялся.
— Можно мне подняться?
— Через несколько минут.
— Поверьте, доктор, я очень… очень… — он пробормотал что-то нечленораздельное. — Вот ваши три гинеи, доктор Притчард. Хотел бы, чтобы они были тремя сотнями.
— И я тоже, — ответил консультант и со смехом пожал клиенту руку.
Джонсон открыл перед докторами дверь магазина, те вышли и немного постояли, дружески беседуя, а он услышал обрывки разговора.
— Одно время было совсем плохо.
— Очень рад вашей помощи, коллега.
— Был рад помочь. Может быть, зайдем выпить по чашке кофе?
— Нет, благодарю. Ожидаю следующего вызова.
Твердые шаги направились в одну сторону, а пошаркивающие — в другую. С полным бурной радости сердцем Роберт Джонсон отвернулся от двери. Казалось, жизнь началась заново. Теперь он чувствовал себя более сильным и глубоким человеком. Возможно, только что пережитое страдание имело определенный смысл и могло стать благословением как для него самого, так и для жены. А ведь еще двенадцать часов назад подобная мысль не могла прийти в голову. Семена новых чувств упали на взрыхленную страданиями почву.
— Можно мне подняться? — крикнул молодой отец и, не дожидаясь ответа, перепрыгивая через три ступеньки, взлетел по лестнице.
Миссис Пейтон стояла возле ванночки с мыльной водой и держала в руках маленький сверток. Из просвета в коричневой шали выглядывало странное, крошечное красное личико со сморщенными чертами, влажными приоткрытыми губами и дрожащими, словно ноздри зайца, веками. Слабая шейка еще не могла удержать голову, и та склонилась к плечу.
— Поцелуй его, Роберт! — воскликнула счастливая бабушка. — Поцелуй своего сына!
Но Джонсон почувствовал лишь неприязнь к этому маленькому, красному, моргающему существу, которому не мог простить долгую ночь страданий. Перехватив взгляд жены, лежащей с белым лицом в постели, он бросился к ней с любовью и жалостью, но никак не мог подобрать нужных слов.
— Слава богу, что все закончилось! Люси, дорогая, это было ужасно!
— Но теперь я счастлива. В жизни не чувствовала себя такой счастливой.
Жена не отводила глаз от коричневого свертка.
— Прекратите разговаривать, — приказала миссис Пейтон.
— Только не уходи, — прошептала Люси.
Роберт Джонсон молча сел возле постели, а жена взяла его за руку. Лампа светила тускло, в окно заглядывали первые холодные лучи рассвета. Темная ночь тянулась долго и мучительно, но теперь она закончилась. Наступал новый, полный радости и счастья день. Лондон просыпался, улицы наполнялись обычным шумом. Жизни приходили и уходили, а огромная машина по-прежнему работала, подчиняясь своей смутной и трагической судьбе.
Влюбленные