Записки врача общей практики

Дружеская беседа у камина

Доктора обычно слишком заняты, чтобы вести учет отдельных ситуаций или драматичных событий. Поэтому самым компетентным хроникером их труда стал юрист. Долгие часы возле смертного одра или у постели роженицы — что значительно труднее — лишают человека чувства соразмерности точно так же, как регулярное употребление крепких напитков искажает ощущение вкуса. Постоянно напряженные нервы перестают реагировать на раздражители. Спросите хирурга о его самых ярких профессиональных впечатлениях, и он ответит, что не находит в своей работе ничего замечательного, или попросту углубится в теоретические рассуждения. Но застаньте его вечером у камина с зажженной трубкой во рту в компании коллег и подкиньте искусно сформулированный вопрос или тонкую аллюзию — и сразу получите порцию только что сорванных с древа жизни свежих, зеленых фактов.

Буквально полчаса назад закончился один из ежеквартальных обедов центрального отделения Британской медицинской ассоциации. Двадцать кофейных чашек, столько же пустых бокалов и плотная пелена неторопливо поднимающегося к золоченому потолку голубого дыма создавали впечатление успешного вечера. Однако участники встречи уже разбрелись по домам. Череда пальто с оттопыренными карманами и высоких цилиндров, покачивающихся над стетоскопами, уже покинула коридор отеля. Споря и покуривая, в гостиной возле камина остались сидеть три врача, в то время как четвертый член компании — не состоящий в профессиональном сообществе, да к тому же совсем молодой человек — еще не вышел из-за стола. Открыв тетрадь, он что-то яростно строчил вечным пером и время от времени, как только беседа начинала угасать, невинным голосом задавал наводящие вопросы, тут же вызывающие новую волну воспоминаний.

Все три доктора принадлежали тому благодатному периоду среднего возраста, который начинается в профессии рано и продолжается очень долго. Ни один из них еще не успел прославиться, и все же каждый заслужил устойчивую репутацию и авторитет в своей конкретной области медицины. Солидный джентльмен со степенными манерами и белым пятном от ожога купоросом на щеке — это Чарльз Мэнсон, руководитель психиатрической лечебницы в Уормли и автор блестящей монографии под названием «Латентные поражения нервов у холостяков». После не совсем удачной попытки одного религиозного сектанта перерезать доктору горло осколком стекла он постоянно носил высокие воротники. Второй из расположившихся у камина джентльменов — человек с красным лицом и веселыми карими глазами — врач общей практики, специалист с богатым опытом. С помощью трех ассистентов и пяти лошадей он зарабатывал по две с половиной тысячи фунтов в год, причем умудрялся делать это в беднейшем районе огромного города на визитах стоимостью в полкроны и консультациях стоимостью в шиллинг. Жизнерадостное лицо Теодора Фостера можно было встретить возле сотни постелей в день, а если в списке посещений оказывалось на треть больше записей, чем в книге оплаты, он всякий раз давал себе слово, что восполнит недостачу, когда за помощью обратится человек, идеально сочетающий в себе миллионный доход и хроническое заболевание. Третий из врачей — тот, что сидел справа, задрав ноги в блестящих туфлях на верхний край каминной решетки, — это молодой многообещающий хирург Харгрейв. В его лице не наблюдалось признаков радушной человечности Теодора Фостера. Взгляд был суров и критичен, прямые губы плотно сжаты и строги, однако в каждой черте чувствовалась непреклонная решительность — ведь пациенты, оказавшиеся у двери доктора Харгрейва, были настолько плохи, что требовали совсем не сочувствия, а хладнокровия. Сам доктор называл себя стоматологом, точнее, скромно добавлял определение «простой»: «простой стоматолог», но на самом деле он был еще слишком молод и слишком беден, чтобы ограничиться конкретной специализацией, а потому не существовало такой хирургической операции, для которой у Харгрейва не хватило бы мастерства и храбрости.

— До, после и во время, — пробормотал врач общей практики в ответ на какое-то замечание чужака. — Уверяю вас, Мэнсон, встречаются самые разнообразные формы кратковременного психоза.

— Причем чаще всего во время родов! — уточнил собеседник, сбивая с сигары серый пепел. — Но вы, Фостер, явно думали о каком-то конкретном случае.

— Да, на прошлой неделе мне довелось столкнуться с совершенно новой разновидностью безумия. Я принимал роды в семье по фамилии Силкоу. Поехал сам, потому что ассистента они не захотели принять. Возле кровати роженицы, с дальней стороны, сидел муж-полицейский. «Так не пойдет», — сказал я.

«Ах, доктор, пусть останется», — попросила пациентка.

«Присутствие постороннего не предусмотрено правилами, он должен уйти», — повторил я настойчиво.

«Только так или никак», — возразила женщина.