Читаем Записные книжки полностью

Записные книжки

К довершению русских примет был Апраксин сердца доброго, но правил весьма легких и уступчивых. В характере его и поведении не было достоинства нравственного. Его можно было любить, но нельзя было уважать.

При другом общежитии, при другом воспитании он, без сомнения, получил бы высшее направление, более соответственное дарам, коими отличила его природа. В качествах своих благих и порочных был он коренное и образцовое дитя русской природы и русского общежития. Часто, посреди самого живого разговора, опускал он вниз глаза свои на кресты, развешанные у него в щегольской симметрии, с нежностью ребенка любующегося своими игрушками, или с пугливым беспокойством ребенка, который смотрит: тут ли они?

* * *

Напрасно думают, что желать нескольких прав, гражданских и политических, для человека, члена образованного общества, есть признак неприязни к властям, возмутительного беспокойства. Нимало: мы желаем свободы умственных способностей своих, как желаем свободы телесных способностей, рук, ног, глаз, ушей, подвергаясь взысканию закона, если во зло или через меру употребим эту свободу.

Рука – орудие верно пагубное для ближних, когда она висит с плеча разбойника, но правительство не велит связывать руки всем из-за того, что в числе прочих будут руки и убийственные. В обществе, где я не имею законного участия просто по праву того, что я член этого общества, я связан.

Читая газеты, видя, что во Франции, в Англии человек пользуется полнотой бытия своего нравственного и умственного; видя, что каждая мысль там, каждое чувство имеет свой исток и применяется к общей пользе, я не могу смотреть на себя иначе как на затворника в тюрьме, которому оставили применение только неотъемлемых способностей, и то с ограничениями; а свобода затворника этого в том заключается, что он ходит, бренча цепями, по улице за водой, метет улицы или собирает милостыню для содержания тюрьмы. В таком насильственном положении страсти будут раздражаемы.

Вероятно, что если человеку, долго просидевшему с узами на руках, удастся их расторгнуть, то первым движением его будет не перекреститься или подать милостыню, а разве ударить того и тех, кто связали ему руки и дразнили его, когда он был связан.

* * *

Мещерское, 18 мая 1829

Третьего дня или четвертого имел я во сне разговор с каким-то иностранцем о России. Между прочим, говорили мы с ним о 14 Декабря. Он удивлялся, что мятежники полагали возмутить народ именем цесаревича. Я отвечал ему: «У нас не может быть революции ради идеи; они могут случиться у нас лишь во имя определенного лица».

Я готов подтвердить наяву сказанное во сне: история тому свидетельница.

* * *

Что есть любовь к Отечеству в нашем быту? Ненависть к настоящему положению. В этой любви патриот может сказать с Жуковским:

В любви я знал одни мученья.

Какая же тут любовь, спросят, когда не за что любить? Спросите разрешение загадки этой у Строителя сердца человеческого. За что любим мы с нежностью, с пристрастием брата недостойного, сына, за которого часто краснеешь? Собственность, не только в физическом, но и в нравственном, не только в положительном, но и в отвлеченном отношении властвует над нами какой-то талисманною силой.

* * *

Журналы наши так грязны, что нельзя читать их иначе как в перчатках.

* * *

14 октября 1855

«С одной стороны, уже одно имя автора ручается за благонамеренность его сочинения, с другой – результат его суждений в рукописи (за исключением только некоторых отдельных мыслей и выражений) стремится к тому, чтобы обличить с верою в Бога удалившегося от религии человека и представить превратность существующего ныне образа дел и понятий на Западе. И тем не менее духовные вопросы сочинения слишком жизненны и глубоки, а политические – слишком развернуты, свежи и своевременны, чтобы можно было без опасения и вреда представить их чтению юной публики.

Частое повторение слов свобода, равенство, реформа, частое возвращение к понятиям движение века вперед, вечные начала, единство народов, собственность есть кража и тому подобным останавливают на них внимание читателя и возбуждают деятельность рассудка. Размышления вызывают размышления, а звуки – отголоски, иногда неверные. Благоразумие не касается той струны, сотрясение которой произвело столько разрушительных переворотов в западном мире и вибрация которой еще колеблет воздух.