Записные книжки

Примечание автора: По приглашению графа Бенкендорфа явился я к нему сегодня, 8 августа, в 11 часов утра, и он объявил мне от имени государя, что государь не утвердил представления обо мне за то, что при пожаловании Эссена графом сказал я, что напрасно не пожаловали его князем Пожарским.

* * *

КНЯЗЬ ВЯЗЕМСКИЙ – Д.Г.БИБИКОВУ

Остафьево, 2 сентября 1830

Вы позволили мне напомнить о себе письменно Вашему превосходительству и желали знать, справедливы ли были слухи о тяжкой болезни Полевого. Пользуясь обязательным позволением Вашим, я удовлетворяю Вашему любопытству. Могу сказать положительно, что Полевой жив и на ногах. С одной стороны, появление второго тома «Истории русского народа» если не есть свидетельство совершенного здоровья, то по крайней мере есть вывеска жизни; с другой – встреча моя с ним на погребении нашего собрата по литературе и добрейшего приятеля моего Василия Львовича Пушкина, удостоверяет, что он здоров.

Жаль только, что от него нездоровится другим. За глупую статью о князе Беззубовом, напечатанную в одной из книжек «Телеграфа», цензор журнала его С.Н.Глинка лишился места своего, а с ним и единственных средств к пропитанию своему и содержанию многочисленного семейства. Все в Москве жалеют о бедной участи несчастного. Наказав цензора за оплошность (и почему цензору угадывать личности на лицо, которое может быть ему и не знакомо?), не имели в виду, что губят вместе с тем и доброго человека, бедного семьянина и писателя, которого вся жизнь была ознаменована честностью поступков и беспорочностью мнений, писателя, служившего пером своим верою и правдой правительству, особенно же в 1812 году, когда Глинка был оракулом провинций и Шатобрианом московского ополчения.

Однако же таковы горестные следствия отставки его. Он теперь решительно без хлеба. Если Ваше превосходительство нашли бы случай замолвить кому-нибудь о нем доброе слово, например, для исходатайствования ему пенсии в уважение прежних заслуг его, то истинно спасли бы Вы несчастного от гибели…

Книжка 7 (1829)

Мои мысли лежат перемешанные, как старое наследство, которое нужно было бы привести в порядок. Но я до них уже не дотронусь; возвращу свою жизнь Небесному Отцу; скажу Ему: «Прости мне, о Боже, если я не умел воспользоваться ею, дай мне мир, который не мог я найти на земле. Отец! Ты единая благость! Ты прольешь на меня капли сей чистой и божественной радости».

* * *

Положение Польши. Наличность благ есть; применения этих благ ответствуют ли наличности? Одно коренное зло – излишнее число войск. Что такое польское войско? Польше, отдельно взятой, войска не надобно. Войско – ограда независимости; польская независимость опирается на Россию. Избыток польского войска утопает в громаде русского. От несоразмерности армии и средств государства проистекает расстройство финансов, единственная наружная рана Польши. Тело, однако же, поражено недугом. Искать язву внутри? Где она кроется?

Книжка 8 (1829—1830)

С.-Петербург, 25 мая 1830 Получил ответ от цесаревича. Обедал у Молчанова. После обеда на гулянье в Екатерингофе с Дельвигом. Вечером до 12 часа у Булгакова.

Булгаков однажды наехал на шум в Ямбурге. Допрашивался. Смотритель отвечает, что проезжий бил его по щекам, и прибавляет: «Конечно, одна пощечина ничего не составляет, но во множестве это делает маленькую перемену».

* * *

15 июня

В среду вечером, то есть 4-го числа, по дороге в Елагинский театр был я вывален на мосту Каменного острова с Икскулем. Подробности моего падения находятся в письмах к жене моей.

Вот скоро две недели, что я сижу дома. Не знаю, от расстройства ли нервов или от чего другого, но я не могу путно заниматься. Книги грудами лежат около меня, а я ничего не читаю, кроме газет и журналов, потому что это отрывочное чтение. Обыкновенно при легких припадках нездоровья я привыкал к своему заточению и находил отраду и удовольствие в занятиях. Впрочем, если был бы у меня решительный авторский талант, то я, верно, преодолел бы неохоту и мог написать что-нибудь путное и большое.

Получил я милое письмо от Тургенева из Парижа, от 2 июня, которое пощекотало мое самолюбие обещанием увидеть мою статью, переведенную в Париже Сен-При.

Посещали меня чаще: Хитрова – каждый день, до отъезда на дачу, Александр Строганов, слепец Молчанов, Лев Пушкин, Дельвиг, Василий Перовский, Полетика. Сегодня прикатил было Хвостов, но я был один и не принял его. Ни обедать, ни дурачиться одному не весело.

Графиня Лаваль изъявила мне деятельное участие, была (то есть заезжала наведываться) несколько раз, писала, советовала лекарство. Был Блудов. Дашков не был. Вчера были вечером Мейендорф и Оленин. Бывали Гнедич, Муханов.

Побывал у меня молодой книгопродавец Непейцын по поручению от Салаева. Вот история фамилии его, им самим мне рассказанная: дед его был Иванов и просил сына своего переменить фамилию свою на Не Пей сын, а там уже и огерманизировали ее.