Заплати другому

– Ты права, – сказал он, приблизив губы к ее уху. – Меня бесит, когда люди притворяются, будто не замечают, и меня бесит, когда я понимаю, что они видят. Сам не знаю, чего хочу. Думаю, мне хочется, чтобы они не отскакивали на милю, увидев меня в первый раз, а такого у меня никак не получается.

Потом он отпустил ее, и, можете не сомневаться, к тому времени она уже плакала, потому как очень переживала за него. В какой-то мере (но меру эту она и не пыталась растолковать) оттого-то она и целовала его лицо в то утро. Переживала за него, как за Тревора, содравшего коленку, как будто она слишком долго была мамочкой и считала, будто, поцеловав ссадину, уймет боль.

Рубен никак не отреагировал на слезы, и она принялась гадать, то ли ей хочется, чтобы он заметил, то ли ей хочется, чтоб сделал вид, что нет. Задачка выдалась трудная – в этом он был прав.

– Арлин, – немного погодя заговорил он, – должен тебе признаться кое в чем. Эти ящики не только что доставили. Они все эти месяцы здесь. Я просто не мог заставить себя распаковать их. За последние четыре года я три раза переезжал. Жутко устал от этого. Только возьмусь за распаковку, как всякий раз на меня словно находит что-то.

Она вглядывалась в него, смахивая слезинки из-под глаз – в сторону и осторожно, чтобы не размазать тушь с ресниц.

– Как же это чудесно.

– Что именно?

– Что ты сказал мне об этом. Это первое что-то настоящее, что ты рассказал мне о себе. И, что еще лучше, я на все сто понимаю тебя. Не о переездах речь, а о том, черти веселые, что я себя так же чувствую по отношению ко всякой всячине. На меня просто находит что-то. Двинуться не могу вроде.

И Рубен кивнул:

– Ну да, именно так. – И они улыбнулись друг другу и опять засмущались.

– Может, было бы легче, если б ты не один этим занимался. Я могла бы помочь тебе распаковаться.

– Помогла бы?

– Конечно. Черти веселые, для чего ж тогда друзья? Дай мне только телефон на минутку, скажу Тревору, где я.

Тревор, само собой, первым делом спросил, нельзя ли ему приехать помочь, так что Арлин, прикрыв ладонью трубку, спросила Рубена, можно ли. Рубен ответил: да, конечно же, – но еще и лицо его приобрело такое приятное выражение, словно Тревор по-настоящему ему нравился. Выражение это Арлин было уже знакомо, но всякий раз, видя его, она относилась к нему более нежно, чем в предыдущий раз. У Рубена был славный вкус к детям – этого у него никак не отнимешь.

…

Тревор с головой ушел в разбор коробки с книгами. Он расставлял их на книжных полках Рубена по фамилиям авторов в алфавитном порядке. Похоже, это произвело впечатление на Рубена и чертовски изумило Арлин, знавшую, что организационная сноровка досталась сыну не от ее семейной ветви.

Сама она на кухне вынимала из коробок предназначенную для праздников посуду, вручала Рубену, а тот расставлял ее на высоко подвешенных полках. Рядом с ним Арлин чувствовала себя такой низенькой, будто он на стуле стоял (а он не стоял). Небольшая полусиамская кошка с голубыми глазами, мяукая, пошла кругами у нее под ногами, и Арлин нагнулась погладить ее. Кошка выгнула спину и зашипела.

– Не знала, что у тебя есть кошка.

– Это Мисс Лайза.

Они долгое время хранили молчание и, обменявшись этими фразами, опять замолкли.

Свет в окне померк: снаружи собирался дождь.

Потом она раскрыла коробку с фотографиями. Все были обрамлены, лежали стопкой, обернутые в газетную бумагу. Арлин развернула верхнюю. То была фотография прекрасной молодой пары, юного чернокожего красавца, едва ли не мальчика, обнимавшего за талию красивую девушку. Мужчина показался ей немного знакомым. Почти как Рубен. Когда она подняла голову, он стоял возле кладовки и, оглянувшись, следил за ее взглядом.

– Рубен, это твой брат?

– У меня нет брата. Это я.

– Ой. – «Ёлки, вот глупость сморозила, Арлин. Ой». Это было потрясение, такое, к какому она и близко не была готова. Где-то на задворках сознания она, может, и понимала, что он не родился с лицом, изуродованным взрывом. Но она никогда не думала об этом и, конечно же, не ожидала увидеть, каким он выглядел прежде, когда был цел и невредим. А потому попросту не сводила с фото глаз. А он попросту стоял у буфета и следил за ней. – А кто эта красивая леди?

– Элинор. В то время она была моей невестой.

– Но ты никогда не был женат?

– Точно. Я никогда не был женат.

– Ну. Я тоже никогда не была замужем. – Рано или поздно ей пришлось бы сказать ему, и слова будто бы сами собой выскочили.

Элинор, по-видимому, была по цвету кожи тона на два темнее Рубена: гладкая, блестящая черная кожа, – а ее волосы, целиком откинутые назад, выглядели шикарно, как у персоны, у кого элегантности было через край. Как у персоны, какой Арлин никогда не была и какой никогда не могла бы стать. Как у той, с кем на самом деле следовало бы быть Рубену. Арлин, похоже, была не в силах разобраться, от какого лица ей делалось горше.

– Поверить не могу, до чего ж ты был красив. О, боже! Прости, Рубен, я иногда жуткие глупости говорю.