– А вы с мамой собираетесь пожениться?
– Немного рановато думать об этом. Однако мы с твоей мамой на самом деле нравимся друг другу.
– Я так и знал, что понравитесь. Так я и знал. И, конечно, надеюсь, что вы поженитесь. Не слишком-то много у меня новых идей для моей затеи.
Когда в тот вечер я добрался до дома, то по межгороду позвонил Лу.
– Ничего себе! – воскликнул он. – Тебя уложили.
Потрясающе. Жаль, не могу похвастаться тем же.
Я попробовал объяснить, что чувствую какую-то нечестность. Объяснить было нелегко. Единственное, что я мог привести в качестве примера, это свой стыд, когда Тревор увидел меня на следующее утро. Ощущение, что своим присутствием я делаю ему плохо. Лу спросил, походило ли на то, что Тревор был против, и я вынужден был сказать правду.
Лу заметил, что единственный, кто чувствовал себя странно, это я. Я решил: это означало, что беспокоился я попусту. Привычное для меня дело. Моя особенность. По-моему, именно это я хотел услышать. Что мое беспокойство ни на чем не основано, как тень, за которой нет ничего материального. После того как он бы мне так сказал, ощущение исчезло бы, словно тень, смытая светом.
Только Лу сказал не так. Он сказал, что я единственный, кто чувствовал себя виноватым, и я единственный, кому были ведомы мои намерения. Возможно, мои намерения были бесчестными.
Я постарался отрешиться от его вывода, но в ту минуту, когда он делился им, ощутил, как меня накрыло огромной волной стыда. Я признался Лу в том, чего никогда не произносил вслух. Арлин была не совсем той, что рисовалась мне как пара. Она не была той, кого я с великой гордостью внес бы в комнату на руках.
– Иными словами, – отозвался Лу, – ты ее стыдишься.
– Этого я не говорил.
– Еще как сказал.
Все эти мысли разом завертелись в голове, даже дышать было трудно. Стало понятно, чего во мне она боялась больше всего. Того, что я смотрел на нее свысока. В основе больших страхов всегда есть крупица истины. Этим-то они так гадки. Есть ли у нее подруга, думал я, с кем она так же могла бы поделиться? Может ли она, думал я, рассказывать про мое лицо и про то, насколько трудно находиться физически близко ко мне?
– Если действительно хочешь какую-то другую, – сказал Лу, – иди найди какую-нибудь другую. Ей ты никаких одолжений не делаешь.
– Нет, – ответил я. – Я хочу ее. – И этот ответ удивил нас обоих.
Мне просто нравилось то, как я себя чувствовал рядом с ней. То, какие чувства она во мне пробуждала. И неожиданно это показалось куда более истинным и стоящим, чем ношение женщины на руках.
Лу рассказал мне историю про недавнего любовника. Мужчину, который, как и большинство мужчин в его жизни, держал его на расстоянии, пока у Лу терпение не лопнуло.
– В конце концов я поставил ультиматум: сотвори ад из моей жизни или убирайся из нее ко всем чертям! Если хочешь перестать чувствовать себя бесчестным, Руб, постарайся из нее сделать честную женщину.
Когда я повесил трубку, многое стало выглядеть яснее.
Когда он наконец-то отыскал кольцо, которое, в его понимании, было именно таким, как надо, то понял, что пришлось бы спустить все свои сбережения, чего делать вовсе не хотелось. Деньги на черный день. На душе было хорошо просто потому, что он знал: они есть. Но он понимал: оставаться им там недолго.
Кольцо было не настолько велико, чтобы бросаться в глаза, но достаточно заметное, оправленное в белое золото с бриллиантами поменьше, спускавшимися до половины кольца от верхнего камня. Немного старомодное, но ему это нравилось. Чем-то походило на кольцо матери, но не настолько, чтобы это имело значение. Просто кольцо было именно такое, как надо, он знал это.
Оставив кольцо лежать на прилавке магазина, он отправился домой – и никак не мог выбросить его из головы. Решил поспать с мыслью о нем, но спалось плохо. Утром опять отправился к ювелиру, боясь, что кольцо уже куплено. Когда оказалось, что нет, попросил отложить его, понимая, что еще может передумать.
Но уже на следующей встрече с Тревором за завтраком на кухне он понял, что должен сделать это. Посмотрел на Тревора и понял. Не сможет он купить колечко подешевле или превратить их отношения в дешевку, не купив вообще никакого. Поступить справедливо по отношению к Арлин значило поступить справедливо по отношению к Тревору. И, разумеется, к себе самому.
Кольцо лежало у него в кармане, когда на другой день вечером он повел Арлин на ужин.
Она надела блузку из розового шелка и открыто улыбалась, являясь всему свету как женщина, которую он всегда знал и всегда хотел – и никаких сомнений. Сунув руку в карман пиджака, он сжал пальцами бархатную коробочку. Он был уверен. Почти извлек ее, но упустил нужный момент. Но еще успеет. Только бы время подгадать. Он был уверен.
А она, возможно, нет.
Рубен до того погрузился в собственные сомнения, что забыл принять во внимание очень реальную возможность того, что Арлин может сказать «нет». Он вынул руку из кармана и постарался забыть, что коробочка осталась там.