Заплати другому

«Понял?» – подумал Сидни. На сей раз жизнь подфартила: вот уж чего не было нужно, так это поездки в больницу. Начал бы с приемного отделения, а закончил в тюрьме. Даже на этом замшелом полустанке не оказался бы, если б мог себе позволить сделать доступными сведения о своем местонахождении. Глупыш не подумал об этом, но все вышло без проблем. Он отправится обратно в Л-А, по-тихому и наведается к врачу, который хорошо умеет хранить тайны. Потом снова выберется из города, прежде чем кто-либо окажется умнее.

– Знаешь что, паренек. Повезло, что ты не такой, как я. То есть повезло мне. Я-то бы просто сидел в конце того переулка и ржал. Соображал бы, чем это сукин сын навлек на себя такое.

Незнакомец поднял глаза на Сидни Г., темный холодный взгляд уперся в лицо. Никакого чувства юмора, никакого изыска. Приличная стрижка, но к ней – ничего. Ничего существенного внутри.

– Забавный способ сказать спасибо.

Сидни Г. присел на подоконник. Он не говорил спасибо, во всяком случае, до того, пока такое намерение чертовски прочно не угнездится в голове. И уж всем чертям ясно, что он не благодарит по понуканию. Он глянул сквозь деревья на улицу, где проблескивал белым мотоциклетик. Приятно было увидеть его. Где-то в глубине души стало приятно. Как вчера вечером.

– Симпатичная у тебя машинка. На настоящем байке ездил когда-нибудь? – Сидни Г. вынул из кармана сигарету. Попытался прикурить, орудуя левой рукой. Паренек схватил задымившую было сигарету с зажигалкой и швырнул вниз, на улицу.

– Ты что?!

– Не у меня дома.

– Ну да, у тебя тут чертовски великолепное жилище. Настоящий дворец.

– Отвали.

– Прошу прощения?

– Слышал же. Я сказал: отвали.

Паренек через окно влез в комнату. Сидни попятился: сказывалась слабость от лекарства. Как он мог попятиться? Никогда этого не делал, даже перед лицом смерти. Вот только рука. Не было желания ее даже трогать, толкать, плюс не было сил думать здраво. Вот и окончил он отступление, прижавшись спиной к голой стене и видя прямо перед собой безнадежного маленького сопляка.

– Машина моя – самый настоящий байк, а что она маленькая, так то тебе дьявольски повезло, или мы бы оба остались там. Тот громила, что старался тебя убить, едва не повалил ее набок. Если б я не смог поднять ее одной ногой, мы оба были бы мертвыми сейчас. И зачем вообще я это сделал? Зачем рисковал жизнью, помогая тебе? Ты такой засранец.

– Прошу прощения?

– Слышал же.

– Да я тебя сделаю, даже с одной рукой, связанной за спиной.

– Валяй, попробуй.

Ну вот опять: связана-то была рабочая правая, а кроме того, этот глупый сосунок выручил его, пусть даже он теперь и распускает сопли из-за этого.

– Вообще-то, почему ты это сделал?

– Я тебя еще не знал. Не знал, что ты засранец.

– Зачем же тебе было помогать человеку, которого ты даже не знаешь?

– Тебе не понять.

Паренек отступил от Сидни, и Сидни, согласившись, что ему, наверное, не понять, спустился по лестнице и нашел сигарету с зажигалкой на газоне у входа. Некоторое время он сидел, покуривая, раздумывая, что же делать дальше.

Из интервью Криса Чандлера для книги «По следам Движения» (1998)

СИДНИ: Не такой уж я плохой парень. Я что, такой плохой? Такой же, как и любой другой, мне кажется, только они мертвые, а я все еще тут. Вы считаете, что я такой плохой парень?

КРИС: Сидни, я вас даже не знаю.

СИДНИ: У меня вроде бы душа скисла, что он меня сразу невзлюбил. Мне, положим, плевать. Подумаешь, скотина, я хочу сказать. Но вы-то как бы рассуждаете, мол, кто-то спасает твою жизнь, совсем особый случай, типа того.

Только особым случай стал, когда паренек рассказал мне про Движение. Я тогда еще не знал. Гадать пришлось: то ли оно уже охватило Л-А, или мне первому быть, кому его там наладить. Только, в любом разе, выслушивать такое не годится. Какой-то козел говорит тебе, что ты такое дерьмо, что даже у него на газончике сидеть недостоин. Только я-то все равно стараюсь вникнуть, понимаете, почему этот козел время тратит, чтобы делать то, что он сделал. Тут он мне и рассказывает про Движение, а потом говорит, чтоб я не смел этого касаться. Вы в такую херню верите?

КРИС: Он рассердился.

СИДНИ: Это он вам сказал?

КРИС: Да-а. Он.

СИДНИ: Я в такую херню не верю. С чего? С того, что я мопедик унизил? С чего бы это ему меня так невзлюбить? Вроде я больной какой, так прям возьму и все порушу запросто? Движения, они для народа. Они народу принадлежат. А я такой же народ, как и блондинчик с мопедиком-крохотулькой.

КРИС: Мэтт. Его зовут Мэтт.

СИДНИ: Да как бы ни звали. Никто мне не указ, чего я могу, а чего не могу касаться.

…

Позже, вернувшись в город, в обветшалую двухэтажную квартиру в Южном Лос-Анджелесе, Сидни Г. лежал в постели рядом с ней и толковал, как он скучал, в чем, в общем-то, было не много правдивого. Его правая рука была упрятана в фиберглассовую лангетку – почти от запястья до плеча. На жаре рука зудела немного, а от болеутоляющего гудела голова.

Она спросила, сколько времени он пробудет на этот раз.