Она вошла и встала: чувствовала, что не в себе, понимала, что Тревор наблюдает за ней, и не знала, что сказать. Того, что было в прошлый раз, не будет. Они распаковывали вещи, и Тревор был полностью погружен в иной мир. У нее и сил-то недостанет поговорить нормально. Но, коли на то пошло, утешала она себя, у него тоже.
– Тревор, с каких пор ты стал звать мистера Сент-Клера по имени? Я тебя не так воспитывала.
– Он сказал мне, что можно. Только летом. Когда осенью в школу вернусь, то в классе я обратно переключусь.
– Это правда, я позволил.
– А-а. Ладно.
Где-то на свете, Арлин знала, были еще слова. Если б только она сумела их найти! Она присела на краешек дивана, и он принес имбирный эль. Молчание разрослось до того, что, казалось, кроме него во всем доме ничего не было.
Тревор спросил:
– А где Мисс Лайза?
– Я ее давненько не видел. Думаю, она на заднем дворе, птиц пугает.
– Пойду посмотрю. – Мальчик бурей унесся, предоставив Арлин место для ведения разговоров, чего теперь уже не хотелось.
– Арлин, я…
Она быстро вскочила, так что он не успел договорить того, что высказал бы, не прояви она заботу:
– Как же я скучала без тебя!
– В самом деле? – В голосе звучало удивление.
– О, да! Мелочи всякие. Успела привыкнуть, что ты рядом.
– А что за мелочи?
– А-а, просто, ты ж понимаешь. – И знала: не понимает. – Вроде забавных сообщений, которые ты оставлял на автоответчике или еще где. Ни одного не помню дословно, только они были забавными. Мне не хватает такого.
– Сожалею, что не позвонил. Столько всего в голове накопилось.
– Ну да. И у меня тоже. – «Ну да. Все они так говорят».
Она вытянула руку и притронулась к его правой щеке. Колючей от щетины. Дурочкой себя выставляла, понимала это, но все было нипочем. Она едва не была готова молить. Каждый считает немыслимым, но где-то в глубине сознания она понимала: люди все время так поступают. Прислушайтесь хотя бы к популярной музыке – и вы услышите. Я на колени паду пред тобой. Молить мне гордость не помеха. Детка, молю тебя – не уходи[34]
…Она уже собиралась с духом признаться, что больше всего не хватало секса. Ну, даже не секса самого по себе (хотя и его тоже), а той пугающей близости, какую он доставлял. Она уже готовилась признаться, что не в силах опять отказаться от этого, не так скоро. Пусть даже потом лучше и не будет.
Не успела: вернулся Тревор с кошкой, улегшейся у него на плечах.
Они пробыли около часа, и большую часть времени Арлин потратила на то, чтобы дивиться легкости, с какой Рубен и Тревор разговаривали друг с другом. Приглядывалась она пристально, как будто это было то, чему следовало научиться.
На следующий вечер Рубен позвонил и пригласил поужинать у него дома. Сказал, что все приготовил и ощутил готовность стать поваром.
– Я надеялся попасть на автоответчик, – сказал он. – Собирался оставить забавное сообщение.
– Хочешь, чтоб я повесила трубку и ты смог перезвонить?
– Нет, не стоит. Постараюсь быть забавным, когда увижу тебя.
Тут-то она впервые подумала, что забавным он не бывал никогда прежде. Никогда лицом к лицу. Только голосом на пленке.
– Рубен?
– Да?
Ей было противно то, как она выговорила его имя. Эдак напыщенно, ужасно, весомо: так люди выговаривают, предваряя дурные вести. Она понимала, что и у нее так вышло. Услышала в его голосе. Всякому противно услышать свое имя, произнесенное таким тоном.
– Последнее наше свидание?
– Да.
– Я знаю, что ты собирался мне сказать.
– Знаешь?
– Ну да. Знаю. Только не говори мне, ладно? Пожалуйста. Просто не говори.
– Хорошо. Не буду. – Голос его звучал… она никак не могла в точности понять. Обиженно? Облегченно?
– Не скажешь?
– Нет, если ты этого не хочешь.
«Е! – воскликнула она про себя, вешая трубку. – Кто бы подумал, что это выйдет так легко?»
Никогда прежде не бывала она в постели Рубена, та оказалась громадной и удобной. Хрусткие простыни воспринимались девственными. Она лежит справа, перекинув одну ногу через него, теребя пальцами волосы на груди. Потом проходится по его ребрам, разбираясь в шрамах, как в топографической карте, просто чтобы напомнить себе, где она находится. Их приятно касаться, ведь, не будь их на этом теле, оно не было бы телом Рубена.
У нее не было уверенности, спит ли он. Она позволила себе отдаться ощущению, чувству, будто каким-то образом смотрит на все сверху. Не столько в телесном смысле, больше в смысле перспективы восприятия. Она настолько уверилась, что все кончилось, но, поднимись она чуть повыше, взгляни чуть подальше, может, и сумела бы разглядеть все. Задумалась: а вспомнит ли она это ощущение в следующий раз, когда покажется, что что-то идет не так. Понимала: наверное, нет. Понимала, что люди пересекают эту черту познания все время, но, черти их веселые побери, если они не склонны бежать за черту обратно.
Она тихонько зашептала, надеясь, что слова западут ему в голову, не будя его, никак не привлекая внимания к ней самой:
– Я так рада, что ты решил не рвать со мной.
Глаз открылся, Рубен моргнул и сглотнул, словно бы пребывал в полусне.
– Рвать с тобой?
– Ну да. Но давай даже говорить об этом не будем сейчас.