Когда в тот вечер попозже он проводил ее до двери дома, оба признались, что вымотаны до изнеможения. Рубен оставил ей на прощание легкий бесстрастный поцелуй.
И в тот же миг в нем пробудилось волнение от воспоминаний о том вечере, когда она неожиданно бросилась в объятия, предлагая себя, как раз тогда, когда он ждал поцелуя на прощание. За это он ее полюбил. Пусть тогда и сбежал. Все остальное было лишь игрой, чтобы отвратить именно миг, когда он чертовски хорошо понял: она то, что ему нужно, и понимал, что что-то не так.
– Ты в порядке? – спросила она. Голос прозвучал слабо. Испуганно.
Он сам порядком испугался, услышав его таким.
– Конечно. Что могло стрястись?
– Не знаю. Ты вроде странный какой-то сегодня.
– Просто устал.
– Ну да. Я тоже.
По пути к машине он обзывал себя трусом.
На полпути к дому его будто стукнуло, словно он от сна отрешился. Вообразить не мог, о чем думал или почему. Поверить не мог, что едва не произнес этого вслух. Подумал об Арлин, попытался мысленно представить ее, но вырисовывалась лишь какая-то незнакомка. Добравшись до дому, нашел чек за кольцо у себя в ящике – там, где и оставил его.
Мисс Лайза вспрыгнула в постель и потерлась о подбородок. Он рассказал ей все. Обрисовал скалу, с которой едва не прыгнул. Кошка согласилась с тем, что люди существа порывистые и странные. В лучшем случае. Он пообещал, что утром вернет кольцо, но так и не дошел до магазина.
Глава 16
Сидни Г.
Им в угоду он добавил походке малость вальяжности.
Знал: они у него за спиной, – чувства подсказывали. Просто здравый смысл говорил об этом. Выйдя из бара, он понимал: они пойдут следом. Выпитое пиво ударило в голову, что плохо сказалось на поступи и равновесии. Эту неурядицу требовалось вдумчиво одолеть.
Все ж свернул в переулок. Поступи он иначе, так совсем-совсем другой был бы человек. Чего никогда бы себе не позволил Сидни Г. До конца, только это еще не конец. Для такого надобна армия побольше этой. И потом, бок ему приятно холодила сталь. Будем считать, силы равные.
– Эй ты, лоб здоровый! – Резкий окрик сзади. Голос он узнал. Он уже попадался ему нынешним вечерком.
Слушай, она сидела себе у бара одна: откуда было знать, что она с этим мужиком? И потом, если б дело выгорело, то какая бы ему была забота?
Только тут – городок маленький, ничего похожего на настоящий мир. А тут еще красномордый мужлан, а за ним другие крепкие мужланы из того же маленького городка – вот и сбита команда по случаю. Эти козлы считают, что последнее слово за кулаками.
Тото, по-моему, мы уже не в Канзасе.
– Я к тебе обращаюсь, болван.
Сидни Г. остановился, слегка покачнулся и обернулся. Их было четверо у входа в переулок, свет фонарей бил им в спину, и облака от дыхания клубами ходили во все еще холодном и ясном после вчерашнего дождя воздухе.
Они подходили: впереди опечаленный дружок той леди, трое подручных выстроились у него за спиной, лыбясь тошнотворным хором.
– Вот и попался, балаболка городская.
– Это вы так считаете.
– Ну, лоб здоровый. Повтори-ка, что ты плел про мою мамочку.
Сидни Г. усмехнулся. Глубоко вздохнул, выпячивая живот с выпуклостью холодного металла под ремнем.
– Эй, слышь, мужик, по честноку, то неправдой было, что я про твою мамочку сказал. Я ее на самом деле не сделал.
Четверо мужиков оскалились, ободренные воображаемой мощью.
– Катись-ка, городской, отсюда, пока цел.
– Это вы так считаете.
– Я говорю, такую дылду-уродину? Да мне плевать, сколько б она ни упрашивала. Это не по мне. – Сидни улыбнулся и вытащил из-под пальто пистолет. Он был пьян, вдрабадан. Настолько, что позволил себе ошибку. По-настоящему глупую ошибку: стоя лицом против четверых, ни разу не позаботился взглянуть, что у него за спиной.
Попытался образумиться, но – слишком поздно.
Сильная рука ухватила сзади за правое запястье, другая обернулась вокруг предплечья. Жертва собственных замедленных рефлексов, Сидни Г. рухнул под напором на колени, почувствовал тошнотворную, хрустскую боль в локте. Подумал, что от боли начнет блевать. Слава богу, что он под газом. Черт, утром эта сучья кость разболится. Если утро наступит.
Скрюченный пополам от боли (пистолет отлетел на тротуар – не дотянешься), он почувствовал, как тяжелый башмак врезался в живот, слегка приподняв тело над землей. Но он не орал, не просил прощения, не молил о милости, он лишь плевал мужику на ботинки. Сидни Г. шел до конца, который, похоже, наставал.
Он был слишком пьян, когда впервые услышал этот звук, к тому же плохо соображал, чтобы понять, откуда он исходит. Пчела жужжит возле уха, наверное. Но ноги, все те ноги, через которые он смотрел на белый свет, расступились. Голова слегка приподнялась, и он увидел, как сиявший в ночи мираж проступил сквозь темноту: крошка-человечек на крошке-мотоциклетике газует ручкой, будто воображает, что под ним мощный «Харлей».
Паренек сбросил сцепление, байк подпрыгнул и почти встал на заднее колесо, затем рванул по переулку прямо в гущу драки. Ноги запрыгали, спасаясь бегством.
Черт побери, Сидни. Кавалерия!