Заплати другому

– Я не знаю. Но намерен выяснить. Собираюсь забабахать пышную рекламу этому наглецу. В «Обзор новостей за неделю». Сделаю из него полного героя. Затем заведу какой-нибудь телефонный номер с «восемьсот»[39], или почтовый ящик, или еще что-то для тех, у кого сведений побольше. Эта штука должна была бы затронуть жизни многих.

– Крис, если этот отморозок полное дерьмо, то зачем ты хочешь сделать из него героя?

– Затем, что он врун, Роджер. И есть кто-то, знающий об этом. Кто, возможно, оскорбится, когда учует запашок, исходящий от этого бахвальства. И, возможно, захочет расставить все по местам.

– Звучит, как самому поставить точку на своей карьере. Ты выставишь себя дураком.

– Всякий может попасть впросак, Роджер. Моя карьера переживет.

– Крис, это выстрел с дальним прицелом.

– Жизнь, она тоже с дальним прицелом, Роджер.

Крис положил трубку. Получится! Должно получиться.

Из дневника Тревора

Такое чувство, что есть что-то нехорошее в том, что не любишь собственного отца. Я типа должен стыдиться этого. Только это правда, и я не знаю, что делать.

Вчера сказал об этом маме. Что он мне просто не нравится. Думал, может, легче станет, если выскажу вслух.

Думал, она закричит на меня, ударит или прогонит в мою комнату.

А у нее вместо этого вид вдруг стал такой, будто ей непомерно тяжело.

Глава 22 Арлин

С Рубеном она столкнулась субботним утром на автозаправке на Камино. Не один месяц прошел, как она не виделась с ним.

Его белый «Фольксваген» она не замечала, пока не вышла из машины, а заметив, едва не села обратно и не уехала прочь. Двигатель она оставила включенным, потому что старина «Дарт» не всегда заводился вновь после того, как его выключали. На колонке висело предупреждение не делать этого, но Рики, всегда куривший при заправке, уверил, что почти никогда ничего плохого не случается.

Он здесь! От одного этого сердце до того забилось, что отдавало в ушах. Голова пошла кругом, Арлин куда-то несло, и она никак не могла сообразить, что делать.

А потом Рубен вышел из магазинчика при заправке и увидел ее. Уперся взглядом в асфальт и направился мимо нее, к своей машине. Арлин могла поручиться, что ему хотелось пойти каким-то другим путем (это было заметно), но она припарковалась рядом, так что ни для нее, ни для него другого пути не было.

– Рубен, – произнесла она, считая, что голос прозвучал как-то испуганно. Он никак не отозвался. Она же все еще слышала, как колотится сердце. – Рубен, скажи что-нибудь, ладно? Заори на меня, выругай или еще что. Ну, пожалуйста!

Он поднял голову. Их взгляды встретились. От этого у нее опять голова пошла кругом. Он отвел глаза.

– Рубен, я просто должна была попытаться, понимаешь? Обязана. Тринадцать лет, Рубен. Он же отец мальчика и всякое такое. Закричи на меня, скажи, что я сделала тебе больно, что даже жить недостойна, потому как я знаю, что все это правда. Только не стой там, ничего не говоря!

Он обошел островок колонок, подойдя туда, где стояла она. Мыски их туфель почти касались. Вид у него был убийственно спокойный, и ей показалось, что он собрался ее ударить. Может, и лучше было бы, если бы ударил. Она смотрела ему в лицо, до того близкое сейчас, и ей вдруг стукнуло в голову, что она по нему соскучилась. Стукнуло до того сильно, что почти сшибло с ног.

– Он тебя беременной сделал, – выговорил Рубен. Такого голоса она у него никогда прежде не слышала. Глубокий. Жуткий почти. – В чем еще он проявил себя как отец мальчика?

– Ну так в том-то и дело, ты что, не понимаешь? Он хочет сейчас наверстать то, что упустил. Хочет расплатиться со мной за то, что отнял у меня.

Она моргнула, ожидая неминуемого удара. Рубен отвернулся. Пошел к машине и уехал, не оглянувшись. Это было куда хуже.

…

Когда Арлин вернулась домой, Рики лежал на диване, смотрел телевизор.

– Ты хоть одним мускулом шевельнул, с тех пор как я уехала?

– Лекция мне сегодня не нужна, – буркнул Рики. Говоря это, он едва шевелил губами.

– Я думала, ты собрался работу поискать.

– В субботу?

– Было время, любой день годился. А коль не собираешься искать, так собери хотя бы свою одежду и вымой за собой чертову посуду.

Он повернулся и медленно, словно ему мешала боль, сел.

– Что это в тебя с утра вселилось, черт побери? В жизни не слышал от тебя столько жалоб, да еще за раз.

– Я их копила.

– Работу я, куда деваться, поищу, – выговорил он медленно, – когда у меня будет побольше трезвого времени. Нелегко прям так-то. – Он зажег сигарету, не сразу справившись с зажигалкой. – Когда трясучка прекратится, скажем. Прям сейчас я сделал почти все, что мог.

– Ну да, держал бы себя в руках, так у тебя было бы почти четыре месяца трезвости, а не жалкие деньки. Когда я себе устроила всего неделю трезвости, так пошла на двух работах пахать, чтоб заплатить за чертов грузовик, с которым ты меня бросил. А кроме того, о ребенке заботилась. У меня, черти веселые, выбора не было никакого.