Моя бабушка Маша, жена Косарева, оставалась дома с Леночкой.
Косарев обычно уезжал с водителем Женей Любимовым спозаранку, на рассвете, часто еще затемно, а возвращался, как повезет, к вечеру. И всегда с добычей, чтобы порадовать семью.
Так что если в выходной — а он при Сталине был один, только воскресенье! — звонил служебный телефон, это было исключение, а не правило. Позвонить мог Сталин, который плевать хотел на личное время подчиненных и сам работал как подорванный. Позвонить могли по тревоге, когда требовалось срочно созвать членов ЦК в Кремль.
Поэтому когда среди бела дня затрещала кремлевская вертушка, Маша и няня переглянулись, Мария Викторовна сняла трубку.
— Слушаю.
— Это Мехлис, — раздался в трубке малоприятный голос с хрипотцой. — А где Косарев? Я могу с ним поговорить?
— Здравствуйте, Лев Захарович! К сожалению, муж не может сейчас подойти к телефону!
— Мария Викторовна, что значит, не может? Косареву нужно срочно прибыть к товарищу Сталину!
— Хорошо, я ему передам, но к телефону позвать не могу, его нет дома…
В трубке помолчали. Потом Мехлис, сменив тон, сказал:
— Маша, ну мы же давно знакомы. Скажите, что с ним случилось? Не гульнул ли вчера? Даю вам честное партийное слово, что никому не скажу.
— Точно не скажете, Лев Захарович? А то, если Саша узнает, у меня будут неприятности.
— Да говорите же вы, наконец! Я же вам слово дал!
— Он на охоте. С утра. После обеда обещал вернуться.
— Ну хорошо, когда появится, не забудьте сказать, пусть немедленно выезжает в Кремль!
Разумеется, Мехлис, верный холоп Сталина, был обязан доложить Хозяину о происшедшем. Причем, как хотел, с любой подачей. По идее, Сталин мог понять «младшего генсека», поскольку в те годы сам увлекался и рыбалкой, и до некоторой степени охотой.
Что до рыбалки, то Иосиф Виссарионович откровенно совершал браконьерство, за что любой из его подданных запросто мог получить тюремный срок.
И за мелкие правонарушения получали. А уж за рыбу-то!
Как вспоминает личный телохранитель, Сталин любил порыбачить на Черной речке, где водились осетры. Их туда завезли из Каспия. Сталин шел вдоль берега, высматривал в ямах рыбу и показывал, куда бросать толовую шашку. Халдеи бросали шашку и быстро уводили вождя от реки. Вздымался фонтан воды, раздавался взрыв, оглушенная рыба всплывала кверху брюхом. Тогда спускали надувную лодку, и другие халдеи собирали осетров в корзины.
— Вон еще одна! — азартно выкрикивал вождь и учитель. — А вон ту в осоке прозевали? Эх, ротозеи! Собирайте быстро, будем уху варить!
Но к ухе требовался еще и частик: плотва, окуни, караси. Поэтому в узком месте горловину реки перекрывали сеткой — бредень тоже запрещенный вид лова.
К чести августейшего рыбака заметим, что больше двух-трех осетров Сталин брать запрещал.
Повар Судзиловский отвечал за походный стол, он же варил уху в котле.
Что касается охоты, то, как вспоминала Светлана Аллилуева, ее отец больше любил пострелять на пикниках, которые часто устраивали в лесу вместе с Енукидзе, Ворошиловыми, Молотовыми, Микоянами. Вот там для развлечения Сталин палил из двустволки: днем в коршуна, а ночью по зайцам, которые попадали в лучи автомобильных фар.
В этом случае генсек азартно кричал:
— Стреляй!
Стрелял обычно помощник, но поскольку машину на ходу трясло, мазал, и заяц скрывался в придорожных кустах.
Сталин не сердился на помощника, но смеялся над зайцем:
— Смотри-ка, хитрый косой, прямо с мушки сорвался!
Шутка казалась зловещей.
Через годы, когда Сталин, по его мнению, уже расправился со всеми скрытыми и явными врагами и остались только безродные космополиты, «наше всё» перестал, наконец, глушить рыбу взрывчаткой и стрелять по несчастным зайцам.
Он состарился и притомился.
Или как ярко живописали в «Кратком курсе истории ВКП(б)»: «Советский народ одобрил разгром троцкистско-зиновьевских извергов и перешел к очередным делам».
Немного странно все-таки, отчего Сталин пригрел возле себя Мехлиса еще в ту пору, когда Косарев работал в Ленинграде и не был вхож в высшую номенклатуру?
Вот что пишет о реальных отношениях Сталина и Мехлиса Борис Бажанов.
С 1923 по 1928 год Борис Бажанов — личный секретарь Сталина, имевший доступ к самым секретным партийным документам.
«Как-то вдруг я узнаю, что Сталин — антисемит, что мне объясняет очень многое в следующие два года. Узнаю я об этом случайно.
Мы стоим и разговариваем с Мехлисом (Мехлис — еврей). Выходит из своего кабинета Сталин и подходит к нам.
Мехлис говорит:
— Вот, товарищ Сталин, получено письмо от товарища Файвиловича. Товарищ Файвилович очень недоволен поведением ЦК. Он протестует, ставит ЦК на вид, требует, считает политику ЦК ошибочной».