Читаем «Запомните меня живым». Судьба и Бессмертие Александра Косарева полностью

Папанин в белых кальсонах сидел перед столиком, покрытым белой тряпочкой. Руки его с непостижимой ловкостью фокусника тасовали и щелкали деталями маузера. Запавшие глаза светились. Он тихо подвывал».

Кренкель вернул детальку от маузера, экипаж ледокола «Красин» хохотал над Папаниным, а тот люто возненавидел Кренкеля и отомстил. На льдине он мог его за это пристрелить, а сказать, что задрали медведи. Но с этих пор по приказу Папанина, главы «Севморпути», не то что в его экспедиции, а не на одну зимовку, ни с одной командой не мог отправиться Кренкель в Арктику, которую любил всем сердцем.

Что же касается боязни получить «от товарища Сталина по жопке», то эти страхи имели под собой вполне конкретные основания.

Под Москвой, в поселке Юбилейный, каждый житель знает этот огромный, зеленый остров, расположенный едва ли не в центре города. На территории двух гектаров с вековыми елями, березами, обнесенной глухим забором, находилась дача Ивана Папанина.

Это подарок Сталина, который относился к Папанину очень хорошо.

Папанин вырыл пруд, напустил лебедей, отделал дом и, хвастаясь, показывал его кому ни попадя из друзей и знакомых.

Кто-то стукнул Сталину, и однажды в разговоре с Папаниным он его спросил, нравится ли ему дача.

О чем разговор! Да он по гроб жизни!.. Да если б не товарищ Сталин!.. Спасибо, спасибо еще раз!

— Хорошо, — молвил Сталин, — но если тебе так нравится дача, зачем ты подарил ее детскому дому?

Папанин оторопел.

— Какому дому?.. Чью дачу?..

— Ну как же, — сказал Сталин, — не помнишь? Сегодня утром и подарил! Там у Поскрёбышева документы, не забудь подписать!

Деваться некуда — Папанин подписал. И хотя Хозяин потом подарил ему другой дом, он этого уже не смог забыть никогда.

Так вот в конце того памятного приема 17 марта 1938 года Сталин встал, прошелся вдоль столов, как бы что-то отыскивая. Он заметил бутылку нарзана, подошел к Чкалову, который сидел уже изрядно пьяный перед графином с коньяком. Сталин отодвинул графин, поставил перед Чкаловым нарзан: «Пей!»

За окнами Георгиевского зала уже стемнело, а Косаревы все еще сидели за столом, наблюдая это продуманное и хорошо поставленное представленье, но уходить не решались.

Они знали, что кремлевские приемы — а это был для них далеко не первый прием, и супруги бывали почти на каждом! — проходили по определенному сценарию.

Это касалось и меню, и подбора музыки, и размещения приглашенных, потому что уже в приглашении указывалось время и место.

Сталин со своей камарильей никогда не появлялся в зале до тех пор, пока не угомонятся и не рассядутся гости. А потом входила охрана, и возникали они со своими надутыми лицами, полными гордого самодовольства, медленно плелись к столу, наслаждались аплодисментами вставших гостей.

Мария Викторовна Нанейшвили, моя бесстрашная бабушка, помнила и рассказывала мне о том, как это происходило.

Стол президиума, за которым восседали Сталин и его соратники, был в конце зала. Перпендикулярно к этому столу располагались гостевые столы, от двух до шести, за каждым из которых сидело до тридцати человек. Пиры происходили в восточном, грузинском стиле с советским оттенком.

Как же, к примеру, при Сталине и без тамады? Сам он, как главный авторитет, только на ближней даче в Волынском бывал беспощадным тамадой. А в Кремле уж нет, — здесь, пока он был наркомом обороны, тамадой выступал Ворошилов, а в конце тридцатых годов его роль отдали Молотову.

Так что история с Чкаловым с этой точки зрения, — хотя была не лишена нахальства со стороны Валерия Павловича, — волне вписывается в русло этого большевистского насквозь фальшивого ритуала.

Среди гостей рассаживали сотрудников НКВД в гражданской одежде, милых и улыбчивых ребят, с ними никто не спорил. И вообще чекистов в Георгиевском зале было полно: они несли службу.

Уже упомянутый мною сын Отто Шмидта С.О. Шмидт вспоминает, что на приеме папанинцев в зале «двигались или стояли крепкие мужчины, кажется, в белых кителях с золотыми пуговицами. Они подавали угощение и следили за порядком. Если кто-либо перепивал и начинал говорить чересчур громко, эти крепкие мужчины тут же выводили нарушителя спокойствия из зала под белые ручки.

Об этой «традиции» отлично знал и Александр Косарев, поэтому за столом можно было обходиться лишь негромкими бытовыми репликами. Типа, Маша, подай, пожалуйста, соль. Или: Саша, подлей-ка мне еще шампанского! Потому что вокруг находились чекисты, которые, кстати говоря, и не пытались маскироваться, но были способны смотреть на человека любого ранга, любых заслуг с недоброй ухмылкой или равнодушно-презрительно, «как свиньи сквозь осоку».

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное