Заповедь

Загудела толпа, зашевелилась. Казаки и горцы бросились строиться. Николай отпустил плечи Мурата, встрепенулся, выхватил пистолет, выстрелил в воздух раз, второй, третий... Солдаты остановились, оглянулись...

— Товарищи солдаты! — закричал Николай. — Почему вы не спрашиваете: пустим мы вас в Петроград или не пустим? Так вот знайте: НЕ ПУСТИМ! Ненавидят вас в городе. Детей вами пугают. Люди в городе голодные, за хлебом день стоят, ночь стоят, а вас в город не пустят. И старики, и женщины, и подростки — все взяли в руки оружие, чтобы не пустить вас в город! Толпа негодующе зашумела:

— Шпион он, братцы! Он за Керенского!..

— Нет! — перекричал всех Николай. — Керенский и нам не нужен. А ну его к... Богу! — Он обернулся к полковнику: — Но нам не нужен и военный диктатор Корнилов! Он метит в цари! Поэтому мы и станем стрелять в вас первыми!

— Да шпион он! Не видите, что ль?! — закричал есаул.

— Николай — не шпион! — закричал Мурат. — Он — друг мой. Он как правда. Я всем его словам верю. Он много лет назад сказал, что сбросит своего тезку царя Николашку... И сбросил!

Солдаты придвинулись к Мурату, затаили дыхание, вслушиваясь в каждое его слово.

— Николай неправду не скажет. А он говорит: беду, горе мы несем людям. Старики, женщины, дети — все винтовки против нас берут! Вот пойми ПОЧЕМУ!

Задумался Мурат, и вместе с ним задумалась многотысячная толпа. Минута прошла в полной тишине. Каждый думал. Думал и полковник. Николай обвел глазами толпу и решительно откашлялся. Но секундой раньше заговорил Чубов:

— Мы не будем стрелять в женщин, стариков и детей. Это обещает и генерал Корнилов. Прогоним Керенского и возвратимся на фронт...

— Опять на фронт? — ахнули в толпе.

— В опасности наша земля, Отечество, — резко ответил Чубов.

— Лишние слова говорите, господин полковник, — покачал головой Николай. — Ответьте только на вопросы солдат: когда конец войне? Когда отпустите домой солдат? Когда бедняки получат землю?.. Говорите же, мы ждем!..

Солдаты притихли, напряженно ожидая, что скажет Чубов.

— Вы не солдат, и вам не понять нас, — сказал полковник. — Здесь армия, здесь присяга. Я тоже солдат, и я не уполномочен...

— А я уполномочен! — прервал его Николай. — Товарищи солдаты, слушайте приказ: именем Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, именем революции приказываю: седлайте коней и — по домам!

Солдаты растерялись: и хочется им выполнить этот долгожданный приказ, да кто знает, имеет он силу или нет...

— Мурат! — закричал Василий. — Он твой друг, ты нам и скажи: слушаться нам твоего Николая аль нет?

— Как скажешь — так и сделаем, — подал свой голос и Сафар.

— Солдаты! — закричал Чубов. — Сперва надо Керенского сбросить!

— Погоди, — тихо прервал его Мурат, — мой голос хотят слышать... — помолчав, он поднял голову и сказал: — Я с Николаем полмира прошел. Никогда он меня не подводил. Но сейчас я его слушать не буду. Он говорит — по домам! А я не пойду домой — я в Петроград пойду. Но не с тобой, господин полковник, а с Николаем! Кто хочет со мной — пожалуйста! Кто хочет домой — скачи домой!

— Домой! Домой! Домой! — пронеслось по насыпи, и толпа разорвалась, рассыпалась...

— Солдаты! — пытался остановить их Чубов. — Есть дисциплина! Есть воинский долг!

— Хватит! — оттолкнул его Сафар. — Домой! Эй, горцы, выводи коней! В горы поедем!

И вот горцы уже выводят коней из вагонов, спешно седлают, отмахиваются от уговаривающих их офицеров... Домой! Домой!

***

... Сквозь толпу рабочих, запрудивших огромный цех петроградского завода, пробивалась невысокая задиристая девчушка. Мурат видел мелькающую в гуще людей белокурую головку, с интересом следил, как она протискивалась меж тесно стоявшими рабочими и упрямо пробиралась к столу, на который взобрался Николай. Голос его гремел под сводами цеха, и совсем не обязательно было приближаться к столу, чтобы услышать гневную речь.

— Германский империализм замыслил удушить нашу республику. Немецкие дивизии двигаются на Петроград. Они мечтают потопить нашу революцию в крови! — взмахнул рукой Николай, и толпа беспокойно загудела.

По узенькому проходу, пробитому девчушкой в море людей, медленно продвигался чубатый детина, свистящим шепотом просил:

— Погоди, Глаша.

Но девчушка, энергично работая локтями, обернулась к нему, потянула за руку... Мурат усмехнулся: ни дать ни взять — огромная баржа, которую тянет маленький катер; такую картину он часто наблюдал на Миссисипи.

— Над республикой нависла угроза! Социалистическое отечество — в опасности! — сурово бросил в толпу Николай и сделал паузу...

Уцепившись за рукав парня, Глаша приподнялась на носках, но ей все равно было плохо видно. И тогда детина, ухватив ее обеими руками за талию, легко поднял вверх. Глаша громко на весь цех удивилась:

— Андрюха, глянь, усищи какие! А на носу очки!

Парень послушно повернул голову и увидел кавказца, что, выставив ногу, картинно стоял перед толпой. Левая рука его лежала на кинжале, правая упиралась в бок. Поверх черкески была наброшена черная бурка со светлым башлыком. Глаза сверкали сквозь очки.