Заповедь

Как мало надо человеку в самый трагический момент жизни для того, чтобы поверить в себя. Только что бойцам казалось, что все кончено, что наступил последний час в их жизни. И вот все так же дрожит тело, все так же в ушах звенит гром, а в душе потеплело, потому что появилась надежда, и уже кажется — не все потеряно, не так страшен черт, как шум разносит. Ходит же перед окопами Мурат, и ничего с ним не случилось. Бодрый и спокойный... Люди ожили, заулыбались, стали переговариваться.

— Завороженный, что ль? — кивнул на командира молодой боец.

А «завороженный» Мурат, обойдя окопы, медленно направился к опушке леса и, только поравнявшись с матросом, позволил себе глухо застонать. Неожиданно он тяжело повалился на землю.

— Помоги мне снять сапог, — попросил он озадаченного матроса.

Сапог был полон крови. Матрос покачал головой, представив себе, как горец ходил под обстрелом с засевшим в ноге осколком и каждый шаг пронизывал его болью, страшной, нестерпимой.

— Или не больно было? — поведя плечом, спросил он.

— Зачем кричать? — поморщился Мурат и показал на грудь: — У них тут больнее было.

Глаша обматывала ему рану, когда раздался сигнал атаки.

— Коня! — закричал горец и в ответ на протестующий жест девушки успокоил ее: — На коне и хромой — всадник! Коня! — Гарцуя на Абреке перед окопами, он скомандовал: — По коням! За мной, ребятки! — И никому в голову не пришло, что командир ранен...

Глава 20

Лес, густой, манящий прохладой и высокой пахучей травой, утопал в тиши. Стройные стволы деревьев уносили в голубизну неба свои дрожащие под легким мановением ветерка верхушки. И птицы, пораженные красотой леса, умолкли. В его объятьях и ты забыл обо всем. И слух твой улавливает едва слышимое журчание речки, с трудом пробивающейся сквозь лес. В водах ее отражаются небо и деревья, и эта нарисованная самой природой картина красочнее и величественнее, чем сама действительность.

Там, где высокие деревья свешивают до самой земли густые ветви, на бугорке у самой воды пристроился Мурат. Он ушел подальше от места стоянки отряда, чтобы здесь, в лесу, обдумать обстановку, которая стала проясняться после двухдневной разведки.

Наедине с природой куда девался его грозный и воинственный вид! Пышные, заставляющие трепетать врага усы смешно топорщились в стороны. Он был в нижней рубашке; подвернутые штанины брюк оголили босые, белые, давно не видавшие солнца ноги. Горец опустил ноги в речку и шевелил пальцами, наслаждаясь прохладой воды. Глаза его сквозь стекла, окантованные примитивной железной оправой, задумчиво изучали дно речки, усыпанное галькой. Мурат не знал, сколько времени он здесь, ибо в лесу, да еще когда тебе покойно и хорошо, человек теряет чувство вечной спешки. Он бы еще долго так сидел, если бы покой его не нарушил крепыш-мужик в лаптях, вышагивавший по лесу. Он, собственно, и не собирался никому мешать: шел по лесу, занятый своими думами. И наверное, так бы и прошел мимо — и горец не услышал бы шагов, потому что тот был в лаптях, — не попадись ему на глаза черная черкеска, распластанная на кустах, как на кресте. Точно живая, с разбросанными в стороны рукавами, она заставила мужика вздрогнуть и на месте замереть; он никогда не видывал такого одеяния. Мужик скользнул взглядом по черкеске, осторожно осмотрелся по сторонам. Вокруг покой, никого не видать. А черкеска на кустах! Мужик не сразу решился... А решившись, деловито сорвал черкеску. От неосторожного движения в речку упала веточка. Мурат оглянулся и увидел мужичка, пробовавшего сукно на ощупь. Оставшись довольным добротностью ткани, он по-хозяйски, как уже свою вещь, свернул черкеску.

Первым желанием горца было грозно окликнуть мужика, но в этот миг тот вдруг присел на корточки и вперился в землю, вернее, в траву. Что он там нашел?! Мурат приподнялся с места, озадаченно почесал пальцами волосатую грудь. Горец, подняв сапог, стал штопать дыру...

Как горец и предполагал, мужик появился с другой стороны леса. Вышел напрямик к нему. Вот он раздвинул кусты на берегу реки и... увидел Мурата, чинившего сапог. Убедившись, что горец и не собирается оглядываться, мужик облегченно вздохнул и начал тихо, по-гусиному переваливаясь с боку на бок, удаляться. Он успел сделать два шага, когда его настиг голос Мурата:

— Повесь, где висело.

Мужик вздрогнул, посмотрел на горца, который и не думал поворачиваться в его сторону, подумал: не померещилось ли?

— Ну? — грозно сказал тот.

Мужик нехотя подошел к кустам и, развернув черкеску, разложил на прежнем месте. И только отбросив рукава в сторону, заметил на черкеске орден с красным подкладышем под ним. Он ошарашенно притронулся к нему пальцем и настороженно оглянулся на спину горца.

— Я еще там тебя приметил, — не оглядываясь, ткнул пальцем на кусты Мурат.

Мужик недоверчиво хмыкнул, переступил с ноги на ногу, возразил:

— Приметил бы — остановил.

— По моему следу шел — сам ко мне и пришел, — пояснил горец.

— А кабы я свернул со следов и с твоим сарафаном убег?

— Не убег же, — усмехнулся Мурат.