Заповедная Россия. Прогулки по русскому лесу XIX века

В конце октября 1857 года Толстой вручил свой план Александру Зеленому из Министерства государственных имуществ; их встреча, как и последовавшая через неделю встреча с самим министром, М. Н. Муравьевым, оставила у Толстого ощущение, что говорил он плохо и все испортил. План принят не был и, быть может, вообще не рассматривался всерьез. Коллеги-писатели Толстого в то же время принимали его инициативы в практическом и правовом лесоводстве за какую-то блажь, отвлекающую от его подлинного писательского призвания. И. С. Тургенев и П. В. Анненков в письмах друг другу выражали недоумение по поводу его проекта «заселения всей России лесами». Тургенев, Некрасов и другие петербургские литераторы могли признавать и даже осуждать уничтожение русских лесов, но потуги Толстого заниматься практическим земледелием производили на них впечатления курьезных.

Вот человек! С отличными ногами непременно хочет ходить на голове. Он недавно писал Боткину письмо, в котором говорит: «Я очень рад, что не послушался Тургенева, не сделался только литератором». В ответ на это я у него спрашивал – что же он такое: офицер, помещик и т. д.? Оказывается, что он лесовод. Боюсь я только, как бы он этими прыжками не вывихнул хребта своему таланту [Тургенев 1960-19686, 3: 175][169].

Как выяснилось, тяжелый труд в Ясной Поляне, включавший в себя самые разнообразные занятия: от обустройства школ до косьбы и рубки деревьев – то есть все, что подпадало под давнее желание Толстого быть не просто «литератором», – не только не «вывихнул», а даже укрепил хребет его дарования. Если Тургенев считал лесопосадки помехой написанию романов, то для Толстого между посадкой деревьев, обращением в министерство и романом, написанным 15 лет спустя, существовала прямая связь. «Анна Каренина» в значительной мере посвящена вопросам ответственности, верности и труда – не только в рамках брака и семьи, но и по отношению к месту и будущим поколениям.

Толстой начал плотно работать над «Анной Карениной» в 1873 году, когда его увлечение лесоводством, подтолкнувшее его к написанию проекта в 1857 году, стало уже общеизвестным[170]. Разоренное и вырубленное имение, унаследованное Толстым в конце 1840-х, в некотором смысле предвосхитило оголтелое уничтожение лесов и последовавшее за ним обнищание крестьянства, которые начались вслед за реформой 1861 года[171]. Если в его плане 1857 года засеки могли вызвать интерес лишь у «вольных предпринимателей», то «Анна Каренина» заставляет нас подумать и о том, подходят ли для этой задачи русские землевладельцы. Образ Стивы Облонского, брата Анны, неверного мужа и бонвивана, едва ли внушает веру в то, что ответственность за отечественные леса должна быть возложена на таких симпатичных, но беспечных мотов. Константин Левин, альтер эго Толстого, выражает несогласие с решением Стивы продать леса жены для покрытия собственных долгов. Дело не только в том, что Облонский не знает своего леса (он «деревьев не счел», как говорит Левин), – он растрачивает впустую наследие, обладающее не только материальной, но и духовной ценностью. «“Это значит, ты даром отдал лес”, – мрачно сказал Левин» [Толстой 1928–1958, 18: 175]. Как он формулирует ближе к концу романа, «я всегда чувствую, что нет настоящего расчета в моем хозяйстве, а делаешь… Какую-то обязанность чувствуешь к земле» [Толстой 1928–1958, 19: 233]. Понимание того, что существует своего рода обязанность перед землей и будущими поколениями, лежит и в основе доводов Якова Вейнберга из его исследования снижения уровня вод в реках и ручьях России, опубликованного в 1878 году.

Мы должны благоразумно извлекать выгоды из земной поверхности посредством ее обработки, а не самопроизвольно и себялюбиво изменять оную таким образом, чтобы, неразумно извлекая всю возможную для себя выгоду временно, ничего не оставлять в будущем ни для себя, ни для грядущего потомства. <…> Если предки наши, раннею культурой земной поверхности, позаботились о нас, то наша обязанность – озаботиться о наших потомках [Вейнберг 1878: 513].