Заповедная Россия. Прогулки по русскому лесу XIX века

Среди неприютного и скупого поля своего, в своей соломенной избе, с соломенным кормом, чуть не в соломенной одежде, мужик является теперь каким-то нищим квартирантом деревни.

Ничего у него нет; все он обязан купить или достать на стороне. <…> Человек без природы должен быть безнравственнее и тупее человека, у которого живо природное чувство. <…> Таким образом, истребление лесов, по нашему мнению, неизбежно обращает нашего деревенского жителя в двойного пролетария. <…> Деревня без освящающего ее дыхания природы будет только самым неудобным и самым унылым кварталом грубых и раздраженных нищих.

И эта марковская картина мира, из которого «удалили» природу, весьма напоминает пейзаж уже вырубленных лесов у Репина.

На прощание же Марков все-таки объединяет идиллию с дистопией. Автор хочет оставить читателя в созерцании «отрадной картины», которую сам не может забыть после посещения хозяйства меннонита по фамилии Корнис, которого запомнил «гостеприимным хозяином, верным типом честного и трудолюбивого пуританина».

Хуторок его весь зеленел в веселых рощах, из-за которых так живописно выделялись голландски-опрятные каменные корпуса его дома, служеб и заводов. Узенькая речка, этот редкий гость степей, змеилась по полям, усаженная по всем своим изгибам деревьями; везде, куда доставал глаз, радостными и радующими островками зеленели небольшие, но уже старые рощи. «Тут везде была голая степь, когда пришел мой отец, – рассказывал мне Корнис. – Все, что вы видите, насажено мною и моим отцом. Мой отец хотел, чтобы поле, в котором он работал, радовало его: оттого он везде сажал деревья. У нас не было речки – мы обсадили сухой ручей деревьями, сделали запруды, и теперь ловим в нем мелкую рыбу».

Вот, говорит Марков, наглядный пример возможного итога «разумных трудов». Хозяин-меннонит превратил кислые почвы и глину «в виноградник, в плодовый сад, в южные тенистые рощи». К сожалению, досадует Марков, это – исключение из правил.

А наши бары только сводили тысячами десятин драгоценные леса, принадлежавшие, в сущности, не им, а целому племени, целой окрестности, возраставшие в течение столетий, и оставили нам нашу родную землю, что текла когда-то млеком и медом, почти такою же мертвой пустыней, как Сирию или Идумею, наказанные Богом за их исторический грех… [Марков 1876].

Пасторальная картина Маркова, как и отсылающий к Библии язык, используемый им для обрисовки противопоставляемого ей пейзажа, служат для того, чтобы помочь нам увидеть, прочувствовать и потянуться к определенному жизненному укладу, который, как предполагается, достигается трудом. Созданный Марковым идиллический пейзаж имеет непосредственное отношение к деятельности на общественных началах и уважению к упорному, разумно организованному труду. Природа, по Маркову, это «храм», но такой, в котором людям следует стать прилежными тружениками, и тогда леса – это уже не собственность под контролем неких индивидов, а своего рода природное наследие «столетий», доставшееся «целому племени».