Заповедная Россия. Прогулки по русскому лесу XIX века

Годы в ссылке в значительной мере сформировали Короленко как личность. Они укрепили его физически – из десятилетнего изгнания он вернулся уже «закаленным бойцом» [Короленко 19226: б][196]. Он гордился своими практическими навыками: умел шить сапоги, сеять и жать, охотиться и валить лес. Что наиболее важно в свете нашего исследования, он сумел вступить в непосредственный контакт с сообществами, проживавшими на просторах неприветливой сибирской тайги, в бореальных лесах. Как и Достоевскому сорока годами ранее, Сибирь дала молодому идеалисту Короленко образование в области быта и человеческой психологии. Его ссылка в Якутию послужила стимулом к зарождению его особых чувств как к народу, так и к этим диким местам. В письме 1893 года к Анастасии Пиотровской, обратившейся к нему за советом молодой писательнице и активистке, Короленко высказался о том, как его изменили годы в Сибири.

В прежние годы и я, и много моих товарищей построили целую программу своей жизни на предположении, что народ – состоит из людей, очень хороших сами по себе, – во-первых. И что толпа, во-вторых, – способна проявить настоящее величие этого народа. В этом было наше ожидание и наша вера. Теперь я уже этого не думаю или, вернее, – так не думаю. Вы уже немного знаете некоторые черты моей биографии: я жил в ссылке в курной избе с мужиками и шил сапоги, чтобы чем-нибудь жить. В течение этого времени я и увидал, как разлетелись мои прежние взгляды. Сначала казалось, что после этого не стоит и жить на свете. А между тем, в этой же близости с народом было так много оживляющего и ободряющего! После всего – я сказал себе, что «не сотвори себе кумира» – великая истина и что народа, как мы себе его часто представляем, единого и неразделимого, с одной физиономией, – нет. А есть – миллионы людей, добрых и злых, высоких и низких, симпатичных и омерзительных. И в этой массе – в это я глубоко верю – все больше и больше распространяется добро и правда. Если при этом можно идти вместе с толпой (это тоже иногда бывает) – хорошо, а если придется остаться и одному, что делать. Совесть – единственный хозяин поступков, а кумиров не надо. Но при этом все-таки следует помнить, что мы в общем ближе к вершинам счастья и радости, а они в общем – ближе к самым глубинам страдания и нужды. И тогда, конечно, многие «вины» толпы значительно смягчаются, – а задача остается все та же, потому что и добро и правда все-таки сводятся на облегчение страданий и на то, чтобы жизнь была людям – радость, вместо мучения [Короленко 1932: 69].