Тень за тенью мчит вдогонку, за шишигою – шишига:Разрыдалась в чащобе нелюбимка Ядвига.«Я неласканое тело лучше выброшу собакам,Чем любви не узнаю хотя бы с вурдалаком!»Тут как тут червяк из грязи выползает кольцеватый:«Тебе надобно ласки? Так нашла ты, нашла ты!»Оглянулась на дорогу, за дорогой – хмарь сплошная.«Лишь тебе, червячине, в целом свете нужна я!»Ей постель была – из дерна, подголовье – из булыжка.Разроняла слезинки – все, что было добришка.«Ну – ласкай же! Без пощады! Вся твоя – твоя приблуда!Не затем я в чащобе, чтобы выйти отсюда…»Ветерок трепал ей плечи, перескакивал на горло.Обмирала Ядвига, червя счастьем расперло.Морду властил и воблазнил в эти груди, будто груши,Аж Ядвига обмякла и стенала все глуше.Кровь ее в ушах заныла погребальным дальним звоном:Это смерть ворохнулась в существе обреченном.«Я не тот, кто сторонится с хворой кровушкой любавы:Мне сгодится, сгодится даже остов трухлявый!»Доласкался, дозмеился самых косточек до недра —Никого не голубил так несыто и щедро!Не дознаться, что за шумы в ту минуту отшумели, —Но скелет испростался, белым-белый, как в меле!И по-майскому свежели чаща, роща и расстанок:Дело делалось в мае – вот и всех-то приманок.А в лесу толокся ветер, хрущевел промежду сучьев —И скелетина вспряла, кулаки закорючив.«Где же, червь, мой путь на небо – что обещан, что дарован?»Тот же глянул – и только: не нашел, видно, слов он.«Молви, знает ли Всевышний про житье горчей полыни?И на небе Он есть ли – или нету в помине?»Тот усищами подергал, принюхнулся к белу свету —И вильнулся, что нету, ибо попросту – нету!И ко сну, который вечен, примостив щеку несмело,Заглянула в загробье, там же – небыть кишела!Там же – падально зияло все от высей до подмостий!И ощеренным плясом понеслись ее кости…