Запоздалое признание

Он лазурно глядел, как леса пожелтели,
Оттого что глодала их несметь упырья, —
И взблеснул золотым – из замирья в замирье —
И воснулся в страну полудуш-полутелий.

Полюбил на раздолье ту мглу-неберушку,

Ту, что навзничь – поет, на коленях – мертвится,
А порою – стройнеет, подобно девице,
Потерявшей судьбу, как теряют игрушку.

«Завязила я душу в сиреневой ветке,

Я цветам подарю – лишь сырую дождину…
Полюби меня с тем, что усопшие предки
Омрачили мой век – но без этого сгину!»

И ответил он ей: «Нам безбытье в подмогу!

Ибо чище отрада – в ничейной отраде.
И слезинкой своей ты приближена к Богу:
Так приди – и рази в обоснившемся саде!» —

И – разила в уста, и менялась – обличьем —

Недоснулые чары, пугливая сказка;
И влюбленно приластился к дымкам девичьим,
Где и смерть ворожит, и гадается ласка.

И привык он к безмерью, прижился к объятью

Золотистых темнот и лазурных захмарок —
И он умер, послушный тому внебовзятью,
Что от траурной ленты досталось в подарок.

И, скитаясь в древах, доскитался до гроба.

Тени всех отошедших – по-нищему серы —
Закопали Снигробка для вечной неверы
Во всех ямах огулом и в каждой – особо.

Мгла в могилу бросала небесные блестки,

И весь мир, уже было содеявшись ложью,
Захотел перейти на иные подмостки,
В обновленные нети, к другому ничтожью.

И хотя был припутан к молочным туманам,

Потрясал обессмысленных судеб вериги
И поржавленным снился себе шарабаном,
Колесящим в нутре у затрепанной книги.

Корчма

Между небом и пеклом, где в морок неезжий
Божий дух норовит заноситься пореже,
Есть корчма, в коей призраки умерших пьяниц
Затевают пиры и пускаются в танец.
Для скупца, что пред смертью глотал аметисты,
Здесь ночлежек навечный, не больно клопистый;
И вложившего душу в ножовое лезо,
Жертвы сами найдут своего живореза;
И беспутница с ладанкой наизготове
Тут же купленной синью раскрасила брови;
И какой-то жирняк принимается охать —
Разобрала его замогильная похоть.
И грохочет в корчме удалая капелла,
Чтобы вся эта нечисть плясала и пела;
И такую отжарит запевку-запарку,
Что корчма и танцоры несутся насмарку —
И орут запивохи в таком заполохе,
Что запрыгали в бельмах кровавые блохи.
Только баба, что встарь онемела со страху,
Пятерых сыновей проводивши на плаху,
Хочет в смрадном запечке прожить изначала
Ту любовь, что вершилась во тьме сеновала,
Вспоминает о детях – о каждом ребенке —
И пиликает польку на ржавой гребенке.

Ангел