5. /чуть-чуть обозначались два седых стража – молчаливые курганы/ – /сизый грудастый курган/ – / курганы в мудром молчании, берегущие зарытую казачью славу / – /чуть-чуть наметились неясные очертания сторожевых курганов/ .
Второй фрагмент из
Отчетливо и развитие метафоры два седых молчаливых кургана – сказочный и недосягаемый сизый грудастый курган (те же два, только с другого ракурса, один за другим); курганы в мудром молчании – неясные в своих очертаниях сторожевые курганы (сказочность, недосягаемость и мудрость молчания материализована в том, что в последнем случае в пространстве размыта даже форма, великан сначала раздвоился, а потом стал невидимкой).
По сути перед нами не четыре, а один текст одного автора, текст саморазвивающийся и дополняющий сам себя.
Р
едкий эпитет «острая спина» звучит в первом томе «Тихого Дона»: «Садился у подзёмки на табуретке,
остро сутулил спину
…» (
Перед нами развитие авторской метафоры Федора Крюкова:
«Старая серая кобыла Корсачная, уже с час запряженная в арбу, уныло слушала эти пестрые, давно знакомые ей звуки бестолково-радостного волнения и суеты. Она знала, что предвещают они двухнедельную полосу тяжелой, изнурительной, выматывающей все силы работы. Бока у Корсачной были желтые от навоза, шея местами облезла, а
спина – острая, как пила
…» («
Кобылу мы видим сбоку. Пила – это ее хребет с торчащими, как зубья пилы позвонками. Стало быть, и в «Тихом Доне» человек сел в профиль к рассказчику, наклонился к своим коленям, и мы увидели его хребет, острый, похожий на зубья пилы.
Подтверждение такого чтения находим в том же «Тихом Доне»:
«Клячи… были худы до ужаса.
Острые хребтины
их были освежеваны беспрестанными ударами кнутов, обнажали розовые в красных крапинках кости с прилипшими кое-где волосками шерсти» (
«Зыбь» написана в 1909-м, но вошла в книгу «Рассказы. Т. 1», где автор собрал свои лучшие повести и рассказы 1908–1911 гг. Вышла книга в 1914-м.
Молодой Владимир Маяковский в 1915-м превратил «острую спину-пилу» во «флейту-позвоночник», и эта метафора стала названием поэмы (есть тут и такие строки: «Привяжи меня к кометам, как к хвостам лошадиным…»), а тремя годами позднее воплотилась в стихи «Хорошее отношение к лошадям» (это, в частности, о том, что старых лошадей не кнутом надо поднимать, а добрым словом).
Знаменитые «шолоховские метафоры», о которых столь восторженно и так много любит рассуждать официальное шолоховедение, – верная примета крюковского стиля. Ограничимся такими примерами:
– «…ветер сыпнул им в лицо горстями белых отрубей» («
– «…красноречивые доспехи нищеты» («
– «…выползали свинцово-серые облака, круглые, как пузатые чайники» ( «
– «Мать оглядывалась и грозно потрясала пальцем. Зося изо всех сил крепилась, но все-таки фыркала, словно бутылка игристого квасу…» ( «
Е ще один миф: в прозе Крюкова мало диалектизмов, особенно в авторской речи.
Американский профессор Герман Ермолаев утверждал, что Федор Крюков не мог написать «Тихого Дона», ведь в первых изданиях «можно встретить «случаи неправильного употребления одних и тех же слов. Так, “мигать” употребляется в смысле “мелькать”: “И пошел... мигая рубахой ”, “Дарья, мигнув подолом ...”».
Но это тоже Крюков. «…тень от его лохматой папахи размашисто
мигала
от двери к потолку» («