Чувство лютого протеста накрывает с головой. Поэтому, размахнувшись, швыряю смартфон на улицу. Чем явно вывожу Зарецкого из себя.
— Тьфу ты, дура! — отплёвываясь, орёт сердито, после чего выходит.
Когда отведённое на сборы время заканчивается, меня конвоируют до ворот. Иначе это не назвать.
С бабушкой попрощаться не дают. Она заперта в одной из комнат. Кричит на весь дом.
— Какой же ты всё-таки ублюдок, дед, — осмеливаюсь сказать ему в лицо, уже когда стою у машины Левана.
Багровым становится. Стискивает челюсти до зубовного скрежета. Верхняя губа подрагивает от ярости. Ноздри раздуваются.
Однако, на удивление, бывший губернатор проявляет недюжинную выдержку и позволяет мне сесть в машину, никак не комментируя услышанное.
— Позвоните, как доберётесь, — бросает Горозии напоследок.
Вот так, собственно, я и покидаю резиденцию Зарецких.
Не плачу. Не истерю.
Что чувствую?
Опустошение.
Отрешение.
Грусть.
Печаль.
В особенности, когда проезжаем те места, которые я, оказывается, полюбила всей душой.
Вот она оживлённая набережная, красиво подсвеченная рядами фонарей.
Ретро-кинотеатр.
Парк развлечений, в котором мы с ребятами отлично провели время.
Школа…
Надо же, как изменчива жизнь! Десять месяцев назад я ненавидела этот маленький, провинциальный город и ежедневно мечтала о том, чтобы появилась возможность поскорее уехать отсюда.
Что ж. Бойтесь своих желаний.
— Честно сказать, чего-то такого я ожидал от тебя, Тата. Ты ещё зимой прилетела в Москву какая-то другая.
— Кто бы говорил. Ты и сам уже давно стал другим.
— Не спорю, — самодовольно ухмыляется.
— Это не комплимент, если что. Ты изменился в худшую сторону. Передо мной не тот Леван, которого я знала в детстве, — разочарованно заключаю, глядя на его профиль.
— Ну, так-то, кис, и ты — не та, за кого себя выдавала.
Прищуриваюсь.
— Целка-то ещё или уже легла под него? — хлёстко бьёт обидными словами.
— Слушая это, жалею, что не легла.
Смеётся, метнув в меня недобрый взгляд.
— Знаешь, сколько девок у меня было за последние пару лет? — хвалится, задирая подбородок. — Ууу. Много. Когда ты звонила, кстати, на кухне не друзья тусовались, а Лали. Помнишь нашу симпотную горничную?
— Меня нисколько не задевает эта информация, Леван. Раньше, возможно, расстроилась бы, но сейчас мне всё равно, — признаюсь абсолютно искренне. — Знаешь, только чего не понимаю?
— Чего, родная?
Морщусь.
В нынешних обстоятельствах это его «родная» звучит как самое настоящее издевательство.
— Зачем я тебе? Зачем женитьба?
— Нет, Тата, давай без этого. Даже не пытайся. Я не намерен терять новенькую хату в столице, тачку, ежемесячный денежный взгрев и другие плюшки.
— Ты мог бы с лёгкостью найти кого-то другого на роль своей невесты.
— Отцу нужно, чтобы ею была ты. Чуешь связь? Ты же не тупая.
— Что вы задумали?
Не могу отделаться от ощущения, что всё это как-то связано с бизнесом.
Горозия собирается что-то ответить, но внезапно в поле нашего зрения появляется чёрный Kаwаsаki. Точнее сперва мы слышим его адский рёв.
Марсель!
В экипировке и шлеме.
Едва вижу, как проносится мимо, целый фейерверк эмоций чувствую.
Волнение. Трепет. Радость. Страх.
— Чё за херня? Чё он исполняет? — не сразу включается в происходящее Леван, когда видит, что мотоцикл сначала сбавляет ход, равняясь с ним, а затем, стартанув вперёд, намеренно его подрезает.
— Осторожно! — кричу, ведь расстояние между машиной и Kаwаsаki опасно сокращается.
— А, так это тот кучерявый тип, с которым ты замутила? — доходит до него медленно, но верно.
Абрамов тем временем рукой сигнализирует ему, чтобы съехал на обочину.
Горозия в ответ сигналит и демонстрирует средний палец.
— Остановись!
— В шахматы поиграть решил? Ну, давай поиграем, — улыбается зло.
— Леван, пожалуйста.
— Не тявкай под руку, — выбирает момент и газует, разгоняя свой внедорожник.
— Прошу тебя!
То, что они начинают творить на трассе, пугает меня до жути. И не одну меня, судя по тому, что Левану без конца названивает отец, который едет где-то сзади на своём гелендвагене.
— Хватит! Остановись!
— Заткнись! — матом на меня орёт, в очередной раз меняя полосу.
— Прекратите!
Им уже и другие водители сигналят, но беспредел продолжается.
Мотоцикл Абрамова едет по краю обочины, поднимая за собой столб пыли, и намеренно врезается в водительскую дверь.
— Тормози!
— Вот тварь! Тачку мне поцарапал!
Клянусь, у Горозии будто планку срывает. Неадекватным становится. Я его таким никогда не видела.
— Леван! Пожалуйста! Умоляю! Не надо! — судорожно цепляюсь пальцами правой руки за ручку.
Он, стиснув зубы, вжимает педаль газа в пол. Да только Kаwаsаki, естественно, разгоняется куда быстрее.
Снова опасные шахматы, но внезапно дорога сужается. Из-за проводимых ремонтных работ она становится двухполосной.
Марсель решает этим воспользоваться. Держась перед нами, резко сбавляет скорость. Почти останавливается.
— Жми на тормоз! Ты собьёшь его!
— Очканёт.
— Тормози!
Всё, что происходит дальше, — это секунды истинного кошмара.