Вот почему я позволила ему взять на себя эти полномочия – тем более что помешать этому я никак не могла, – но мне все еще предстояло побороть кипевшее в моей душе негодование. Мне тяжело было вынести отдаление сына, даже несмотря на то, что Уорик пользовался своей властью деликатно, ненавязчиво и часто, когда государственные дела требовали его присутствия в Вестминстере, оставлял Его Высочество на мое попечение. Юный Генрих был пока что слишком мал, чтобы управляться с мечом, даже деревянным, и его ежедневные занятия по-прежнему проводила я или его няньки – все это под присмотром Джоан Эстли, всячески баловавшей и портившей наследника.
Со временем мое возмущение улеглось и я поняла, что решение Совета могло быть и гораздо хуже. В общем, я была довольна сложившейся ситуацией, но долго это продолжаться не могло – это подсказывало мне сердце. О чем и предупредил меня Уорик во время одного из своих визитов, когда мы с ним стояли в детской комнате.
– Он хорошо выглядит, – заметил граф, гладя Юного Генриха по голове.
Мой сын спал: чуть припухшие веки маленьких глаз были сомкнуты, губки слегка приоткрыты. Это в очередной раз напомнило мне о том, как Юный Генрих похож на своего отца.
– Да, это так. Скоро он станет бегать по дворцу.
Но при этом никогда – никогда! – не будет, подобно мне, носиться босиком по дворцу Сен-Поль.
– Придется купить ему пони, – рассмеялся Уорик. Затем он вдруг посерьезнел, словно догадываясь, что мне не понравится то, что он сейчас скажет. – Время пришло, миледи.
Я с недоумением взглянула на него и внезапно все поняла.
– Теперь, когда юному королю исполнился год, его следует отдать на попечение гувернантки.
Сперва я не поняла до конца, что он имеет в виду.
– Значит, мне понадобится больше слуг? – спросила я. – Если это так, мой управляющий назначит…
– Гувернантку назначит Совет, – мягко перебил меня Уорик.
Я ощутила холодок недобрых предчувствий. Уорик, опекун моего сына, находился на расстоянии и охотно позволял мне влиять на сына, а вот гувернантка, назначенная Советом, будет здесь постоянно, вместе со своими вполне реальными полномочиями, ограничивая мои.
– У моего сына целая толпа нянек для удовлетворения всех его нужд, – холодно заметила я. – Джоан Эстли пользуется моим полным доверием. Как и госпожа Уоринг, разумеется. Юный Генрих ее любит.
– Его Высочеству нужно нечто большее, Екатерина. Влиянию госпожи Уоринг нужно положить конец. – То, как мягко Уорик произносил мое имя, согревало мне душу. – Ему нужна гувернантка, которая будет обучать его этикету – хорошим манерам. Но, что еще важнее, ему нужна гувернантка, которая получит разрешение в случае необходимости применять к нему телесные наказания.
Этикет… Хорошие манеры… Со мной как с матерью наследника считались все меньше и меньше.
– Так она будет пороть моего сына? – возмутилась я.
Мне вспомнилось, как в свое время во Франции меня наказывали наши слуги – причем не всегда они делали это любя. При мысли о шлепках и резких ударах розог мои руки сами собой сжались в кулаки.
– Только в пределах разумного, миледи. И за дело.
– А кто это будет определять? Она? – Я резко развернулась к Уорику спиной и ушла в дальний конец комнаты. – Но она не его мать. Откуда ей знать? – повысила я голос. – Я не согласна.
Уорик подошел ко мне. В его глазах читалось сочувствие, но говорил он со мной, по своему обыкновению, прямо и откровенно.
– Это не предмет для спора и обсуждения, Екатерина. Так будет – по вашему согласию или без него, – и это не должно стать для вас сюрпризом. Таков обычай: принцы воспитываются в кругу своих придворных. И вам не следует рассчитывать на то, что вы все время будете рядом с сыном, даже живя с ним в одном дворце. Его Высочество будет воспитывать его собственный штат служащих – со временем это будут его ровесники благородного происхождения. Благодаря этому он поймет, что значит быть королем. Вам самой это уже известно. Вы ведь наверняка воспитывались подобным образом вместе с братьями и сестрами королевской крови, не так ли?
– Да, – резко ответила я.
Он так ничего и не понял. Потому-то я и противилась. Я еще слишком живо помнила собственное детство.
– Я точно знаю, как это бывает. И не допущу даже вероятности пренебрежительного отношения к моему сыну. А тем более
– Вы неверно все себе представляете.
Я отвернулась к окну; меня вновь окружали тени прошлого.
– Я понимаю, о чем вы говорите, – тихо сказала я, стараясь преодолеть ощущение безнадежности, переполнявшее мое сердце. – Могу я как-то повлиять на выбор гувернантки?
– Решение об этом назначении будет принимать Совет, – ответил Уорик.
Значит, не могу. Он ответил мне отрицательно. Я прижала пальцы к губам, продолжавшим предательски дрожать. Я не заплачу. Буду сильной ради своего сына. Мне в голову закралась обескураживающая мысль – и уже не в первый раз с тех пор, как Глостер больно ранил меня своей неприязнью.
– Все это потому, что я дочь женщины, у которой, мягко говоря, не самая добродетельная репутация? Поэтому мое влияние на ребенка не заслуживает доверия?