Запреты (СИ)

Послышался тихий шорох, и она присела возле него на край. Обрадованный, он уже готов был встать, но она остановила его — обеими руками прикоснулась к его груди.

— Подожди, — попросила девушка. Он не мог разглядеть ее лица, даже когда сверкали молнии.

— Что?

— Лежи там.

Одним движением она скинула рубашку и осталась обнаженной. В следующий миг взобралась на него и оседлала с ловкостью прирожденной всадницы. Теперь их разделяла тонкая ткань покрывала. Саргун сглотнул, не зная, куда деть руки.

Медленно Э-Ви взяла его руку, провела ею по своему телу — он не мог оторвать взгляда — и устроила ее на одном бедре. Затем проделала то же со второй рукой.

Потянула покрывало назад.

«Арут, женщина, овладевающая мужчиной — хотел кричать Ба Саргун, но зубы стучали, его охватил озноб, он не мог вымолвить ни слова, ни звука, — арут! Слезь с меня, и я притворюсь, что не видел этого!».

Ему казалось, это сон, это не могло быть правдой. Но нет, ни в одном сне не было такого же призрака — призрака с гладким плоским животом, с округлыми небольшими грудями, с торчащими темными сосками, к которым так тянуло прижаться губами.

Она чуть подалась вперед, нежно погладила его по животу — мышцы напряглись, как будто готовясь встретить удар — и осторожно опустилась на его член, восхитительно медленно, словно боясь причинить ему боль или неудобство.

Ба Саргун потерял счет времени. Потерял рассудок. Потерялся… сжал зубы, дышал носом.

Она неловко поднималась и опускалась, затем перестала это делать; теперь она работала всем телом, словно крепко приросла к спине лошади на галопе. Ножки кушетки подозрительно скрипели.

Он не сдержался, зарычал, когда пошатнувшись, девушка слегка накренилась. Приподняв одно колено, поспешил подхватить темп, занимая какую-то невообразимую позу на тесной кушетке, где с трудом мог поместиться лишь один. Это было волшебно, это было упоительно, это было…

Но едва он излился в нее и, выдохшись, прижался к взмокшему плечу сулки лбом, как днище старой кушетки не выдержало. Раздался треск, и они оба вместе с тонким одеялом, со свернутой вместо подушки циновкой свалились на пол.

— О-ох, — застонала Эвента, потирая колено. Саргун едва не вторил ей — он ударился локтем.

Внезапно за стеной прекратился старушечий храп, и раздалось подозрительное покряхтывание. Как напуганные птички, хозяин и рабыня встрепенулись на этот звук.

— Бабушка, — одними губами произнесла Э-Ви и вскочила на ноги. Саргун не успел даже перевести дух — а она уже упорхнула прочь и растворилась в ночной тишине спящего дома.

Через несколько минут храп возобновился. Прислушавшись, тонким слухом охотника Саргун мог уловить и тихое сопение девушки. Сам же, так и оставшись на полу, он закинул руки за голову, и тоже вскоре уснул.

…

В следующий раз их свидание проходило на полу точно между кушетками на тонком покрывале. Впервые они были в равном положении — и впервые после соития Э-Ви легла на его грудь и прижалась к нему всем телом, обнимая его.

Это было новое чувство.

Проститутки и те несколько любовниц, что были у него до рабыни — те были женщины либо настолько падшие, что Саргун брезговал к ним лишний раз прикасаться и тем более оставлять в них семя, либо женщины настолько скучные, что посещал он их лишь по крайней необходимости и никогда рядом не задерживался. И каждый визит к женщинам стоил денег. Даже постоянная женщина стоила денег. Регулярные вложения, вечный торг — суть семейной жизни Афсар. Плохо это или хорошо, Саргун задумываться не привык.

Ему уже исполнилось тридцать, и постоянной подруги не было. Не было ничего постоянного в мире песка, засухи и блеяния коз, дурных заработков и вечной болтовни о торгах и ценах.

Саргун искренне презирал все, что связано в Тарпе с торговлей. Несколько раз он нанимался охранником для караванов рабовладельцев, бывали случаи, доставлял ценные грузы лично, но на эти места предприимчивые дельцы старались пристроить родственников и случайных наемников избегали.

В один из этих печальных дней в его жизнь вошла эта женщина с запада, с берегов полноводной реки, а уж откуда она там взялась — никто не мог сказать.

Впервые за свою жизнь Ба Саргун понял, что отвечает не только за самого себя. Да, она обошлась ему в двадцать пять хлыстов и двадцать пять монет, и лишь тогда стало понятно: новое имущество не будет покорно стоять в углу и ждать указаний. Как бы ни пытался Саргун относиться к рабыне как к предмету — а ему казалось, именно так и следует к ним относиться — ему не удалось сделать это.