Запреты (СИ)

Она, внимательно разглядывавшая сына торговца и уже планировавшая соблазнить его и очаровать, теперь боялась лишний раз взглянуть на того, кто вел ее, периодически подергивая. Все, на что бы ни падал ее взгляд, казалось ей страшным и отвратительным, пугающим и чуждым. Охотник был обнажен по пояс, и вся его мощная спина, а также грудь, плечи, запястья были украшены сетью татуировок. Длинные спутанные черные волосы болтались чуть ниже лопаток, оттянутые подвешенными украшениями из плоских камней, бусин и костей. Костяное же ожерелье украшало могучую шею Афса. Он был почти в полтора-два раза крупнее любого сула, хоть и не слишком высок — едва ли на ладонь выше самой девушки. А зеленая краска, неравномерно распределенная по телу, издавала странный запах, напоминающий о влажной земле на пастбище.

Пару раз он оглянулся на свое приобретение, и дрожащая Эвента встретила взгляд внимательных черных глаз, поблескивающих красными огоньками. Мощная нижняя челюсть и чуть выпирающие бугорки верхних и нижних клыков, клочковатая щетина на подбородке и стремительные, хотя и не лишенные грации, движения дополняли образ, в котором было больше от зверя, чем от разумного существа.

Это был страшный мужчина, и Эвента теряла силы от одного взгляда на него. Ноги у нее становились ватные, когда она представляла себе, что ждет ее в его доме — насилие, жестокость, бесконечный труд, а возможно, пытки. Афсар прославились своей жестокостью, и теперь, похоже, девушке предстояло испытать ее на себе. Она ступала за ним, глядя на его руки, на широкую спину и мускулистые ноги, обтянутые штанами, и боялась представить, что он, с его первобытной силой, может сотворить с ней, хрупкой и беззащитной. Наверняка, изнасилует, а потом убьет или отдаст друзьям. А может, если не врут слухи, отправит ее в котел. Не зря же их считают каннибалами!

Думать о побеге хотелось бы — но только Эвента не могла найти в себе на это мужества. Весь мир сжался до пузыря, в котором она, привязанная за ногу, покорно вышагивала по обжигающе жарким улицам Тарпы все дальше и дальше за поработившим ее дикарем, и надежды не было. Только все тот же ветер нес ей в лицо пыль и песок, и она отплевывалась от них с каждым следующим вздохом, чувствуя, как трескаются пересохшие губы. Наконец, впереди показались желтые стены из песчаника, и потянулись жилые кварталы — низкие заборчики, просторные дворы, засыпанные песком, а в дворах побогаче — ракушечником. У одного из заборчиков Ба Саргун остановился. Посмотрев на глиняную хижину, Эвента поняла: в этом доме ей предстоит теперь жить.

Если она только останется жива.

Покосившаяся, подпертая с одной стороны тремя массивными сучковатыми стволами каких-то корявых деревьев, хижина доверия не внушала. Двор был выскоблен, хижина — побелена, но общее впечатление кромешной нищеты не оставляло при взгляде на хозяйство афса. Так вот, значит, на что предстояло ей поменять палаты торговца и свои скромные комнаты у тетушки. На хижину, со всех сторон оползшую. На колючки, впивающиеся в босые ноги. На бесконечную пыль вокруг, и бесконечный ужас перед будущим — и пристальный, опасный взгляд дикаря-афса из-за плеча, когда он, наконец, соизволил остановиться и приглашающим широким жестом показать своей добыче ее новый дом.

Эвента сглотнула и зажмурилась.

«Господь, пощади меня. Господь, верни меня назад».

Комментарий к Вступление. Шаги по песку

Будет обновляться, возможно, медленно и печально.

========== Нечистая ==========

Ба Саргун проклинал торговца Ба и искренне полагал, что духи, могущие разозлиться на подобное отношение к однофамильцу, на сей раз его поймут.

То, что денег ему не заплатят, он понял сразу. Это было очевидно, как рассвет над синими горами Тары. Он и не собирался больше работать на клан, но деньги надеялся вернуть. В конце концов, четыре месяца он гнул спину за тяжелой работой, и каждый раз ходить за своими же честно заработанными монетами на поклон к дяде Ба было унизительно. Торговцы! Для них слово «честь» имеет меньше цены, чем овечий помет! Надо было продать девку в бордель в тупичке самхитов. Там любят экзотических шлюх. Но сделать этого Саргун не мог по простой причине: стоило ему переступить это правило воина, и его честь погибла. Рабов нельзя продавать в такие места. Никто не запрещает их дарить, но и в этом случае на нем навсегда останется клеймо торговца живым товаром, да еще и распутного торговца.