Запреты (СИ)

«Лишний рот, — в отчаянии клял себя Ба Саргун, шествуя по рынку, — что я выручил за ее тряпки? Мы будем голодать, если она не умеет работать. А если она заболеет? А если она заразная?». Он с неприязнью покосился на пленницу. Выглядела она относительно чистой, но он-то знал, побывав в нескольких селениях западной стороны, что моются остроухие соседи не так часто, и ритуальная чистота их столь же слабо заботит, как и чистота сделок. Уж он-то никогда бы не дал продать себя в рабы. Никто из его друзей в Таше не дал. Да, они умерли, но это была честная смерть. Ему повезло тогда избежать этого выбора, но в том, каким бы тот был, Ба Саргун не сомневался.

Пленница, должно быть, здорово выдохлась с непривычки на обжигающем солнце, когда впереди показался тупичок Ба и его собственный дом. Завидев его, Саргун напрягся.

Ему предстояло объясниться с бабушкой.

Старуха ожидала прибыли от охраны каравана, а вместо этого он вел к ней обузу, с которой ей предстояло возиться даже больше, чем ему. И он не ошибся, оценивая ее реакцию. Едва лишь старая афсийка завидела рабыню на веревке, как когтистые ее руки сжались в крепкие кулаки и уперлись в бока, а нога принялась отбивать ритм злобного воинственного танца.

— Что это? — спросила она, когда Ба Саргун молча начал привязывать рабыню к каштану, — почему это здесь?

— Это вместо денег от господина Ба, — бросил через плечо Саргун, и поспешил разуться и снять с себя штаны.

— Это скверна! — визгливо выкрикнула старуха, семеня за внуком по пятам, — ты опозоришь порог дома? Как ты сможешь есть и спать под одной крышей со скверной?

— Она из свободных, — пояснил неохотно Саргун; он рад был бы заставить старуху молчать, но этого пока не удавалось никому.

Не удалось и на этот раз.

— А деньги? — алчно спросила бабушка, — деньги тебе заплатили?

— Нет.

— А на что кормить это… Эту…

— Будет работать, — поспешил сказать Саргун, облачаясь в привычную набедренную повязку, — помогать по хозяйству.

— Она дохлая, — заявила бабушка Гун, неприязненно тараща сиреневые глазища на пришедшую, — она ничего не умеет.

— Будет учиться.

— Она говорит на варварском наречии!

— Будет учить наш язык, — Саргун выдохнул, тяжело выпрямился: спина немилосердно болела после дня на разгрузке.

— Дикое животное и в клетке остается диким животным, — изрекла мудрость старуха, и, поджав губы, торжественно удалилась за занавесь.

Саргун помедлил, прежде чем войти в комнатушку, которая считалась его. Если рабыня в самом деле чистая, он будет держать ее здесь. Потом. Сразу она такого хорошего обращения не заслуживает. Пока поживет на улице во дворе. Может быть, со временем можно будет поселить ее с козами — если он убедится, что она ничем не больна, а бабушка скажет, что на ней нет проклятий, порчи и других форм черного колдовства.

Удружил дядя Ба, ох удружил!

Взяв более длинную и крепкую веревку и одну из циновок, Саргун вышел во двор к каштану.

Девушка, поджав ноги под себя, смотрела в сторону, но увидев его, сжалась и подобралась, как загнанный зверь.

«Дикое животное», — мелькнуло в голове у охотника. Бабушка была права. Приручать дикарей — тратить время, и никто не даст гарантий на успех. Но ему отчаянно нужна было поправлять состояние своего едва держащегося на плаву хозяйства, и рабыня была очень кстати, если отвлечься от возможных проблем.

Если. Ба Саргун не любил неопределенности.

Он быстро снял с щиколотки рабыни одну веревку, и принялся старательно завязывать другую. Закончив с этим, кинул под каштан циновку, и указал на нее пальцем. Девушка проследила за его жестом, но никак не отреагировала.

— Ты была свободной? — задал он первый вопрос, затем, подумав, дополнил его, — была? Родилась?

— Я свободная. Меня сосватали и должны были выдать замуж.

— Ты была честной?

Она промолчала.

— За что — подарок мой? — попытался объяснить ей он, жестикулируя, — за что — нет свободы? Вор? Грабеж? Убийство?

Ее ошарашенное лицо и активное отрицание предположений немного утешили охотника. Еще не хватало оставить любимую бабушку и драгоценный порог дома на попечение какой-нибудь преступнице! Оставался сложный вопрос: на что кормить лишний рот?

— Делаешь что-то? Глина? Камни? Дыня? Вино? Корзины?

Она качала головой, то ли отрицая, то ли не понимая.

— Продаешь себя? — спросил Саргун, все больше приходящий в уныние.

И вдруг рабыня замахнулась и ударила его. Она не попала ему в лицо, лишь скользнула пальцами по шее, но это! Снести он этого не мог.

Дикое животное. Только с воли. Он умел смирять таких. Поднявшись, Сайгун затрещиной опрокинул девчонку на пол. Нужен был кнут.

Бабушка Гун, заслышав хлесткие удары с улицы и задавленные вскрикивания рабыни, вздохнула.

— Арут! Нельзя! — повторял он, рыча над сулкой и надеясь, что это она поймет с первого раза, — нельзя! Нельзя!

Нанеся двадцать ударов, Саргун выдохнул, отложил кнут, и вышел отдышаться на улицу.