Она осторожно подошла ближе и заглянула в грязное мутное оконце, что располагалось почти у самой земли. Внутри, в тесной комнате с чёрными стенами, на лавке у стены сидела сплетница Степанида. А напротив неё – незнакомая страшная женщина. Была она не старая и не молодая, смуглое лицо её выражало ненависть ко всему на свете, сощуренные злые глаза внимательно глядели на гостью из деревни. Руки женщины со скрюченными пальцами беспокойно перебирали верёвочку с множеством узелков, с вплетёнными в неё бусинами и перьями. Тонкие губы были плотно сжаты.
Зара не слышала слов, но сердцем понимала, что это та самая колдовка, которая сделала отвар, от которого погибла беременная девушка.
– Так вот куда бегает эта гадина, вот кто эта колдовка, – подумала Зара.
Женщина вдруг приложила к губам скрюченный палец, шикнув на Степаниду, после резко подняла глаза и посмотрела на окно, Зара отшатнулась, вздрогнула и в то же мгновение проснулась.
– Значит нужно искать эту бабу, – стояла в голове одна только мысль, – Пора кончать с этим безобразием.
Зара тяжело поднялась с кровати, её знобило и шатало из стороны в сторону, она вышла на кухню, где суетилась Мария, а Лисёнок сидела за столом и рисовала в тетрадке, высунув от усердия язычок, Нуар лежал рядышком, у её ног.
– Ну как ты? – спросила Мария, – Давай-ка ужинать будем, стемнело уже, вечер на дворе.
Сергей молча посмотрел на Зару, покачал головой, но ничего не сказал, а оделся и вышел. Вскоре он вернулся и сообщил:
– Мам, Зара, я там баню приготовил, идите, попарьтесь.
– О, вот это дело, сынок! – обрадовалась Мария, – Банька-то сейчас то, что нужно. Я тебя, Зорюшка, сейчас попарю с травками, как меня Илечка учила. Идём!
– Идите, идите. Я посижу с Лисёнком, – кивнул Серёга.
В бане было жарко, пар висел под потолком, пахло берёзовым веником, запаренным в ушате и еловыми ветками, которые Сергей набросал на пол. Зара, раздевшись, ступила на колючие еловые лапы, прошла ближе к печи и присела на лавку. Озноб начал отступать, головная боль стихла, обруч, сжимавший грудь и не дававший дышать, ослабевал. Немного посидев, Зара набрала воды, и тут вдруг ей захотелось петь. Она затянула протяжную, грустную песню без слов. Зара, прикрыв глаза, поливала себя водой, раскачивалась из стороны в сторону и пела.
Мария, тихонько вошедшая следом, молча села на лавку, она поняла – это Иля помогает восстановить внучке силу. Сколько времени прошло, Зара не знала, но когда она открыла глаза, то почувствовала, как усталость и недомогание отступили.
– Ну что, Зарочка, полегчало тебе? – спросила участливо Мария.
– Да, – кивнула Зара в ответ.
– Ну, вот видишь, Илечка тебя вылечила.
– Бабушка? – удивилась Зара.
– Конечно, только она могла тебе помочь в этом. Кроме неё никто. Ты глянь-ка, девка, какова вода стала у тебя.
Зара опустила глаза и увидела, что вода в её тазу, та, что стекала с неё, когда она поливалась, стала совсем тёмной, почти чёрной.
– Видишь, сколько зла на тебя напустили, – покачала головой Мария, – А Иля всё смыла с тебя. Да-а-а, девка, побороться тебе придётся ещё.
– Я знаю, – ответила Зара, – Но нужно это сделать, иначе никому покоя не будет.
Они помылись, попарились и вышли из бани. Вечер стоял морозный, полная луна висела над деревней, и снег блестел в её сиянии, отражая лунный свет. Мир словно замер в ожидании чего-то. Тишина стояла кругом и лишь где-то в крайних дворах перелаивались собаки. Мария с Зарой присели на лавку возле бани, смахнув с неё снег.
– Мария, – спросила Зара, – А где тут неподалёку есть заброшенная деревня или дом?
– Как где? Дак в лесу нашем. Там старообрядцы жили раньше, до войны ещё. А теперь уж сколько лет никто там не живёт. Чай уж и избы-то все покосились. Погоди, ты что же думаешь – там?
Зара молча кивнула.
Мария ахнула.
– Мне нужно туда идти, – сказала Зара.
– Миленькая моя, дак как же ты пойдёшь-то? Зима, сугробы кругом, овраги перемело, ямы опять же супостатом этим Сашкой нарыты, теперь их и не увидишь, ещё провалишься… Я с тобой пойду!
– Нет, – тихо ответила Зара, – Я должна пойти туда одна.
Мария пристально посмотрела на неё, потом вздохнула:
– Ну что ж, иди…
Наступила полночь. Зара тихонько вышла из дома, как была, в одной белой ночной рубахе до пят, босиком и с распущенными волосами. Она ступила на крыльцо, и, немного постояв, спустилась со ступеней и пошла вперёд по улице. Во всех домах уже давно спали, ни в одном окошке не горел свет. Даже собаки и те смолкли, свернувшись клубочками в конуре, и согревая носы в своей тёплой густой шерсти. Стояла глубокая зимняя ночь. Лишь огромный, оранжевый, лунный шар висел над миром.
Зара не ощущала ни обжигающего колючего ветра, ни холода, пробирающегося под рубаху, ни темноты, подступающей со всех сторон, внутри неё горело пламя, костёр, что пылал жаром, так силён был её праведный гнев к этой мерзавке Степаниде за все её злодеяния, последней каплей которых стала смерть этой молоденькой девушки с её так и не родившимся дитём. С этим злом пора было кончать.