Заря русской женщины

Обыкновенно, начиная исторію того или другого русскаго института, или бытового или правового, сословія ли, рода ли, изслдователь, съ невольною жалобностью, предупреждаетъ слушателей или читателей о бдности данныхъ для изображенія утренней зари поднятыхъ вопросовъ и для научнаго о ней сужденія. Не избгаетъ подобной участи и исторія русской женщияы. Прямыхъ литературныхъ источниковъ объ ея первобытномъ положеніи такъ мало, они такъ сбивчивы и неопредленны, такъ недостойны историческаго доврія, что съ ними почти вовсе нельзя считаться, какъ съ фактическимъ матеріаломъ. Даже въ самыхъ лучшихъ случаяхъ, эти источники, – Несторъ, Русская Правда, церковная литература первыхъ трехъ вковъ русскаго христіанства, договоры и завщанія удльныхъ князей, пожалуй, даже упомянемъ сомнительное «Слово о полку Игорев», – представляютъ собою не боле, какъ колодцы боле или мене подходящихъ подтвержденій для политической, бытовой и правовой экзэгэзы. Они вроятны лишь постольку, поскольку оправдываются совпаденіями и аналогіями въ жизви, лтописяхъ и юридическихъ памятникахъ другихъ славянскихъ народовъ. Поэтому, введеніемъ и первою главою въ исторіи русской женщины долженъ быть разсказъ и анализъ ея положенія въ славянств вообще, a не въ той лишь узкой Руси, которая нашла свою дикую, хаотическую государственность въ смшеніи славянъ съ скандинавами, пруссами или какими-то таинственными южными кочевниками: каждый можетъ выбрать здсь ту теорію происхожденія Руси, которая ему больше по душ, – нашей тем оно сейчасъ совершенно безразлично. Единственный важный для насъ моментъ этой первобытно-государственной Руси – принятіе ею христіанства и, при томъ, христіанства восточнаго, византійскаго. Оно наложило свою тяжелую руку на бытъ славянской женщины съ первыхъ же своихъ шаговъ. Уже «Русская Правда» дышетъ византійскими вяніями, а, двсти лтъ спустя, византійство торжествуетъ по всему фронту русскаго женскаго вопроса, и Даніилъ Заточникъ ищетъ милости y благочестиваго «князя и господина» ругательствами, проклятіями и сатирическими прибаутками по адресу женщинъ – въ дух истинно-византійскаго полемическаго краснорчія, воспитаннаго на папертяхъ бродячимъ монашествомъ эпохи Соборовъ. Но объ этой эволюціи мы будемъ говорить особо и посл.

Интересъ изученія древности славянства значительно поднимается надъ уровнемъ большинства однородныхъ изученій тмъ условіемъ, что, кажется, ни въ одной рас, какъ въ этой – младшей среди арійскаго племени по выступленію на историческую арену Европы – государственность, хотя бы и самая первобытная, не сла боле внезапно и на боле неподготовленную для нея почву. Опять-таки, дло для насъ не въ томъ, были ли призваны какіе-то варяги, и, если да, то кмъ, когда, зачмъ, откуда. Дло въ томъ, что мы застаемъ историческую Русь, уже съ XIV вка, въ борьб родового уклада съ государственнымъ началомъ и церковнымъ правиломъ. И, хотя послднимъ суждено къ XIV вку побдить, a первому пойти на послдовательное умертвіе, тмъ не мене уже его невроятно долгая жизнеспособность доказываетъ, что государственность застигла предъисторическіе родовые славянскіе обычаи не заживо согнившими трупами какими-то, а, напротивъ, силами еще здоровыми, свжими и даже, можетъ быть, молодыми,

Знаменитый Мэнъ установилъ, – врне сказать, усовершенствовалъ посл Моргана, – характеристику рода бракомъ – эндогаміей и эксогаміей, т. е. бракомъ, заключаемымъ обязательно въ ндрахъ рода или, наоборотъ, бракомъ, заключаемымъ обязательно въ чужомъ род. Второй способъ брака, эксогамія, представляетъ, съ точки зрнія общественной эволюціи, уже довольно крупную прогрессивную ступень. Былинную и лтописную Русь мы застаемъ именно на ступени эксогамическаго брака, получившаго свое развитіе, повидимому, задолго до христіанства, которое приняло его подъ свое покровительство и реформировало по своимъ уставамъ. Между обществами эндогамическими и эксогамическими шла лютая вражда. Типическій представитель старинной эндогаміи, стихійный богатырь Соловей Разбойникъ, хвастаетъ новому богатырю, Иль Муромцу:

«Я дочь вырощу, за сына замужъ отдамъ,
Я сына вырощу, на дочери женю,
Чтобъ Соловейкинъ родъ не переводился»…