Зарой меня глубже. Такая богатая, такая красивая и такая мертвая. Представление окончено

— Это Лео Арним, — отчаянно захлебывалась она. — Полиция думает, что это он. Он просто гангстер. Никто по нему не заплачет.

— Нет! Арним мне несимпатичен, но я не собираюсь стоять и смотреть, как его поджаривают за совершенное тобой убийство. У меня все-таки есть совесть.

Она неистово сжимала мою руку, задыхаясь от отчаяния.

— Мы всегда были друзьями, Скотт. Как ты можешь быть таким безжалостным?

— Безжалостным? — фыркнул я. — Смешно! Как похоже на убийцу — не давать своим жертвам пощады, а потом вымаливать сострадание, прощение и жалость. Безжалостным? О чем ты думала, когда чуть раньше приготовила мне яд? Это была нежность, вечная любовь, желание спасти меня от дьявольского мира? И ты говоришь — безжалостным!

Она отпрянула, изменившись в лице, сведенные судорогой мускулы исказили тонкие черты.

— Ты должен мне верить, Скотт. Как только ты вошел, я поняла: ты знаешь, что случилось. И испугалась. Запаниковала.

— Ты была в панике, когда сыпала отраву в бутылку в моем офисе? За кого ты меня принимаешь, за недоумка?

Ее зубы оставили ярко-красный след на нижней губе — единственное цветное пятно на лице. Она с отчаянием взвыла:

— Это же деньги, Скотт… Сколько денег!

И вот тогда я бросил ей последний козырь. И коротко презрительно расхохотался.

— Деньги? Да, денег много. Ты права. Но я и так их получу. В любом случае. Видишь ли, детка, деньги Боба перейдут к Дульси. Она его кузина. А я собираюсь на ней жениться.

Ее зрачки потемнели и расширились, ноздри раздулись. Я никогда не видел в женском взгляде столько ярости и ненависти. Она резко повернулась и метнулась в спальню. Я не шелохнулся. И не пытался ее остановить. Дверь в ванной с грохотом захлопнулась, и щелкнула задвижка. Все кончилось, как будто я перевернул последнюю страницу книги.

Я стоял неподвижно. Лицо казалось хрупким, казалось, кожа лопнет, как старый пергамент, если я двину губами. Я не улыбался. У меня не осталось улыбок. Я стоял и слушал.

И я услышал. Глухой удар. Такой звук производит падающее тело.

Не знаю, сколько я так простоял, но через некоторое время я вдруг услышал, что звонят.

В двери возник лейтенант Нолан. Его глаза через мое плечо оглядели комнату, потом перескочили на меня. Холодные, ощупывающие, твердые как камень.

— Как ты узнал? — спросил я, когда он вошел.

— Я много думал, — сказал он, — и каждый раз, задав себе вопрос, я приходил к одному и тому же ответу.

Он кивнул на чемодан:

— Кажется, она собиралась сбежать?

— Она уже сбежала, — тихо сказал я.

Его глаза заледенели.

— Ты дал ей уйти?

— Только до ванной. Она там.

Он круто развернулся, быстро дошел до спальни и крутанул ручку. Потом ударил в притолоку кулаком. Но, разумеется, ответа не было. Тогда он медленно повернул усталое лицо.

— Хорошо, — в голосе никаких эмоций. — Я слушаю.

— Возможно, цианид, — сказал я. — Тот же, что получил Дилон. Кажется, у нее с этим проблем не было. Не знаю, что она пыталась дать мне, но…

— Тебе?

— Ага. Как раз перед твоим приходом. Когда она увидела мое лицо, то сразу поняла, что пришло время держать ответ. И тут же подала отраву. Я вроде поддался и изобразил, что проглотил ее. Сыграл роль до конца — конвульсии, синее лицо, все что надо. Потом свалился, и она решила, что я мертв. Для этого и чемодан: его принесли, чтобы она меня туда засунула. Но я встал и напугал ее до умопомрачения.

Уголки губ опустились.

— Зачем все так сложно?

— Потому что все, что у меня было — на самом деле лишь теория. Конечно, можно было все выстроить, подвести фундамент, слепить кусочки вместе и сварганить из этого дельце. Но тем временем она бы очухалась, наняла хорошего адвоката, и неизвестно, что бы вышло. Надо считаться с Лохманом, со слабостью присяжных, когда на смерть нужно отправить хорошенькое личико и коленки с ямочками. Я хотел разломать ее раковину, сломить боевой дух, заставить говорить, пока она еще была выбита из колеи. Я не знал, что она хочет отравить меня, пока не увидел, как она крутится вокруг бутылки. Игра вышла на зрителя, но это сработало.

— Сработало? — мрачно повторил он. — Как? Она заперлась там и покончила с собой?

Я пожал плечами:

— У государства нет денег. Чтобы ее осудить, понадобилась бы куча денег. И в конце концов ее не могли бы наказать суровее, чем это сделала она сама.

Его взгляд выносил приговор.

— Это ты ее довел. Ты вынудил ее это сделать. У тебя нет такого права, Джордан. Черт, кем ты себя возомнил? Господом Богом?

Я не ответил.

Нолан повернулся, и дверь содрогнулась под натиском его плеча. От третьего удара задвижка отлетела и дверь распахнулась. Ему хватило одного взгляда. Я даже смотреть не стал.

Он нашел телефон, позвонил в управление, вернулся и присел на краешек низкого дивана. Закурив одну из своих тонких круглых сигар, он полной грудью выпустил бледный дым. Когда он заговорил, голос казался бесцветным.

— Я бы не удивился, если бы ты умышленно разъярил ее до такой степени, только чтобы тебе не пришлось пару месяцев болтаться в суде как свидетелю.

Я сказал:

— Это предположение могло бы что-то значить, если бы я об этом задумывался.

Он испытующе покосился на меня: