Зарубежная литература XVIII века. Хрестоматия научных текстов

Вероятно, недоумения такого рода разъяснятся при том условии, если будет преодолена жесткая оппозиция «класcицизм – романтизм», препятствующая пониманию сущности процессов, отмеченных в американской литературе конца XVIII в., и создающая явно ошибочную картину тогдашней художественной жизни США. Френо, как, например, и его современница Филис Уитли, конечно, не может быть истолкован только в системе категорий классицистской эстетики, но отсюда еще не следует, будто его творчество можно рассматривать как явление романтического искусства, тем более хронологически первое в мировой литературе. Суть дела заключается в том, что художественная культура ХVIII в. обладает целым рядом тенденций промежуточного характера: особенно важны среди них сентиментализм и предромантизм. Эти тенденции усиливаются во второй половине столетия, в период, непосредственно предшествующий двум великим революциям: Американской и Французской.

Оставаясь на глубокой периферии мирового художественного процесса, американская словесность той поры тем не менее достаточно чутко улавливает меняющиеся философские и эстетические веяния, откликаясь на них по большей части произведениями более или менее подражательного типа, но подчас и самобытными творениями, в которых находят отклик те или иные литературные искания, уже не укладывающиеся в рамки классицизма. Так обстоит дело с притчами и автобиографической прозой Б. Франклина, с публицистикой Т. Пейна, с готическими романами Ч.Б. Брауна – произведениями, дающими почувствовать многоообразие художественных возможностей, сосуществующих в границах просветительской идеологии и, разумеется, никак не сводимых к классицизму. Так обстоит дело и с лирикой Френо, в которой воплотились некоторые характерные черты сентиментализма.

Для Европы заключительных десятилетий XVIII в. сентиментализм – феномен, обладающий вполне ясным идейно-художественным содержанием, раскрывшимся в «Новой Элоизе» и «Страданиях молодого Вертера», в «Тристраме Шенди» и «Письмах русского путешественника», в юнговских «Ночных мыслях» и лирике немецких поэтов-штюрмеров. При всех различиях между упомянутыми литературными явлениями в них есть определенная творческая общность, выразившаяся в культе чувства, неприятии любых форм сословного гнета и насилия над личностью, преклонении перед гуманистическим идеалом свободного и полноправного человека, обладающего богатой душевной жизнью и во взаимоотношениях с миром исходящего не из предустановленных нормативных правил, а из естественно ему присущего ощущения справедливости, красоты и правды. Метафизичность, идет ли речь о понимании общественной жизни, истории или человеческой природы, была преодолена сентименталистами, которые именно по этой причине не могли не отказаться и от фундаментального для классицистской поэтики принципа рационалистической ясности и однозначности художественного высказывания, жанровой каноничности, надэмоциональности и т. п.

Речь в конечном итоге шла об утверждавшемся в предчувствии близящихся революций новом взгляде на человека и его место в обществе, о новом понимании диалектики личного и социального, новом подходе к извечной проблеме индивидуальности и среды, в которой она обитает. Искусство сентименталистов воплотило наиболее радикальные элементы просветительского миросознания и было по преимуществу бунтарским, граждански активным искусством, хотя по первому впечатлению оно касалось лишь сферы частного бытия человека, подчас резко противопоставляемого его общественному бытию. Такое впечатление, понятно, не могло возникнуть случайно, и оно обмануло даже столь проницательного критика, как Вольтер, с его язвительными нападками на Руссо. Не приходится удивляться тому, что в массовом восприятии сентиментализм выглядел всего лишь как литература, наделенная явно чрезмерной «чувствительностью», отличающаяся искусственной патетикой и неспособная преодолеть очевидную камерность содержания.

Как раз в качестве чувствительной и меланхоличной поэзии, разработавшей свои стереотипные мотивы и образы, сентиментализм оказал очень широкое, хотя, разумеется, достаточно поверхностное влияние на литературу конца XVIII столетия, включая и американскую. Биограф Френо и автор посвященного ему раздела в «Литературной истории Соединенных Штатов» Л. Лири пишет, что, будучи редактором беллетристических журналов 90-х годов XVIII в., поэт был вынужден заполнять страницы этих изданий разного рода поделками в духе «Вертера» и песен Оссиана, поскольку не располагал иным материалом. Поэзию заполонили «сентиментальные и приторные подражания английским стихам, в которых щеголи и синие чулки обменивались традиционными комплиментами – вялыми и претенциозными»⁸. Имена сочинителей этих стихов, избравших для себя звучные псевдонимы американских Менандров и Филений, погребены между переплетами старинных альманахов, но при жизни Френо такие стихотворцы пользовались и признанием и популярностью.