Каковы же были философские позиции Дидро и его современников по одному из самых болезненных и важных вопросов философии «с древнейших времен занимавших лучшие умы человечества, и с древнейших времен поставленный во всем его громадном значении»12
? Едва ли не весь XVIII век проходит под знаком спора о детерминизме и втягивает[6] в себя почти всех крупных мыслителей эпохи. Открытая полемика середины восемнадцатого века подводила итог размышлениям не только французских, но и европейских мыслителей и художников. Ламетри и Монтескье, Кребийон и Мариво, Кондильяк и Фонтенель, Вольтер и Руссо и другие, все они думали о зависимости человека от внешней среды и иных факторов, о степени его самостоятельности, о природе совести. Болезненность и сложность проблемы связана не только с конфликтом столкновения материалистического взгляда на свободу воли с христианской традицией, но, прежде всего, с логическим отрицанием ответственности и совести при последовательно детерминистической трактовке душевной жизни человека. Еще Монтескье, говоря о Спинозе в своем «Трактате об обязанностях», выступал против «слепого» детерминизма Спинозы, который уничтожает, по его мнению, понятия морали и ответственности: «Однако великий гений пообещал мне, что я умру как насекомое. Он пытается польстить мне мыслью, что я лишь модификация материи… по его словам, я существо, которое не отличается от другого существа, он похищает все, что я считал в себе наиболее личным… Он отнимает у меня побудительную силу всех моих действий и снимает с меня бремя морали. Он оказывает мне честь, полагая, что будь я самый большой негодяй, я не совершил бы преступления, и никто не имел бы права осуждать меня»13. Для Кондильяка, Дидро, Руссо вопрос о свободе воли не заключался лишь в признании или отрицании ответственности человека. Проблема детерминизма становилась одной из основных мировоззренческих проблем, связанных с темой необходимости. <…><…>
Статьи в «Энциклопедии» («Пирронизм», «Сарацины», «Естественное право»), философские работы, такие как «Сон Д’Аламбера», свидетельствуют о том, что для Дидро человек – в первую очередь существо материальное, определяемое материальными причинами, а Необходимость, как следствие этой зависимости, торжествует над свободной волей. Может быть, самым лаконичным и радикальным образом это положение прозвучало в «Письме к Ландуа», опубликованном также в «Литературной корреспонденции» Гримма. Сам Гримм так резюмировал содержание этого письма: «Все, что существует, должно существовать уже потому, что существует». Дидро пишет там же: «Есть лишь одна разновидность причин, собственно говоря; это причины физические. Есть лишь одна разновидность необходимости; единая для всех существ, какие бы различия нам не хотелось бы установить между ними, или какими бы эти различия ни были в действительности»14
. Естественное следствие такой физической необходимости – моральный релятивизм.Однако, как уже говорилось выше, трудно было найти во Франции столь яростного поборника добродетели, как Дидро. Ничего непоследовательного в соединении строгой морали и детерминизма в нравственной системе Дидро нет. Естественность этики Дидро кроется в таком важнейшем качестве его философии, как диалектичность и антидогматизм. Лабиринт множества моральных ситуаций не позволял философу возводить нравственные правила в абсолют. Даже в «Сне Д’Аламбера», где доказывается великая зависимость страстей и поступков человека от его физической жизни, от «нервных пучков», то есть речь идет о закономерности, о системе, Дидро допускает исключение, нарушение этой зависимости. Причем нарушение это связано с моральным миром человека. Это история о том, как молодая женщина, которая опасалась утратить любовь своего друга, победила нервную болезнь усилием воли и разума <…>. Личное, неповторимое начало очень важно для Дидро. Он не раз упрекает Гельвеция за невнимание к тому личному, единственному, что во многом определяет поведение человека <…>.
Любопытно, что здесь Дидро согласен с анонимным автором статьи «Свобода» в «Энциклопедии», который отстаивает свободу воли. Дидро говорит в статье «Спинозист», что если связь причины и следствия необходима, то все люди в одинаковых условиях будут поступать одинаково, что отнюдь не так. Интересно, что пример, который приводит Дидро, носит галантный и романный характер и касается поведения дам, добродетели которых грозит опасность <…>.
Размышляя о страстях, Дидро говорит об их опасности для человеческого счастья, придавая этой идее характер закономерности, и в то же время говорит об эстетической их значимости, о необыкновенной насыщенности, которую они придают человеческой жизни. Может быть, самое интересное у Дидро – это не определенные, окончательные мнения, а проблемы, которые он между этими мнениями размещает. Так обстоит дело и с детерминизмом.