Дидро, размышляя о природе человека, приходил к гораздо более сложному представлению о соотношении нравственности и счастья. Да, мораль вида – мощная сила, от которой зависит счастье большинства, но человек – это и индивидуальность, которая, как уже говорилось выше, зависит от трех начал: личный темперамент, социальный порядок, биологический вид. Если темперамент оказывается сильнее законов общественного порядка, то возникает либо преступление, либо несчастье. В уже процитированных выше «Замечаниях» по поводу «Храма счастья» Дидро пишет: «Есть люди, столь несчастно устроенные природой, столь сильно влекомые тщеславием, беспорядочной любовью к женщинам, что я обрек бы их на несчастье, если бы предписал им постоянную борьбу с главной их страстью»10
. В то же время человеку доступно большее счастье, нежели любому биологическому виду. В противном случае человек ничем не отличался бы от кроликов. «Счастье и несчастье любого животного вида имело свою границу, перешагнуть которую не могло». В размышлениях о счастье Дидро сталкивается с такой проблемой, которая не была интересна его непосредственным предшественникам, а именно – субъективность счастья. «Каждое существо стремится к своему счастью, и счастье одного не может быть счастьем для другого. Мораль заключается в лоне вида? …Что такое вид… Множество индивидуальностей, организованных одинаково… Как! Эта организация может быть основой для морали! Да, я думаю… Я думал, что если может быть мораль, свойственная виду, может быть и мораль, свойственная разным индивидуальностям, или, по крайней мере, различным сословиям или собраниям индивидуальностей…» – пишет он в «Салоне 1767 г.». Так, например, художник идет к возвышенному тем путем, который несет несчастье обыкновенному человеку: «Бросаться в крайности, – вот правило поэта, соблюдать во всем меру – вот правило счастья. Не надо заниматься поэзией в жизни»11.Пожалуй, главное отличие Дидро от других философов-просветителей – в подходе к исследованию моральных проблем, в отсутствии однолинейности. В «Последовательном опровержении книги Гельвеция „О человеке“» Дидро пишет, что нет ничего лучше, чем быть нравственным человеком, что это вопрос, над которым он думал сто раз со всем напряжением мысли, на которое был способен, но что писать об этом он не решался, потому что понимал, что если он не выйдет победителем из попытки доказать это, то он станет апологетом зла и предаст дело добродетели. Думается, что эта мысль открывает очень многое не только в Дидро-философе, но и художнике. Если правда окажется не на стороне морали, это огорчит его, сделает предателем добродетели, но не позволит скрыть эту горькую правду.
<…>
Сложные причинно-следственные связи, царящие в мире, – главный предмет обсуждения в диалогах Жака и его Хозяина. Диалог при этом не только форма организации текста романа, где две противоположные точки зрения выражены устами двух персонажей. Диалог в этом романе ведется автором со множеством участников. Это и литературные голоса, что раздаются в романе (Сервантес, Рабле, авторы фаблио и др.). Это и реальная жизнь, в диалог с которой вступает мир романа, и философские теории, маркированные в романе с помощью героев: например, Спиноза появляется в романе в изложении Жака, который вспоминает своего Капитана, поклонника Спинозы<…>
. Диалектический путь изучения проблемы, по которому идет Дидро, заключается не только в том, что он рассматривает тему с разных сторон, но и в том, что тема эта проявляется в разных функциональных выражениях. Например, изысканно патетические сентенции о невозможности и тщете верности прерываются в романе басней Жака о Ноже и Ножнах, притчевый характер которой придает гораздо большую степень обобщения высказанному ранее <…>.Диалогичность романа в том смысле, как понимал ее М. Бахтин, давала Дидро возможность выразить в нем те стороны своего мировоззрения, которые трудно воплощались в открыто философском тексте трактата или статьи<…>
. В то же время естественно, что художественная философия Дидро проистекала из тех же глубинных основ, что и идеи «Сна Д’Аламбера», «Прогулок скептика» и др.<…>