Зарубежная литература XX века. Учебно-методическое пособие

Детство

1

Горечь, скудость, убожество детства
Отвратили меня от любви к Богу,
Я не верю в его доброту;
Я могу верить
Во множество мстящих богов.
Больше всего я верю
В богов горькой скуки,
Жестоких местных божков,
Иссушивших мое детство.
2
Я видел, как прячут
Куколку в спичечную коробку —
«Посмотреть, какой выведется бражник!»,
Но когда он пробьет оболочку,
То будет биться о стены тюрьмы,
Пытаясь выбраться на свет,
Чтобы расправить свои крылья.

Так было со мной.

Кто-то нашел мою куколку
И спрятал в спичечную коробку.
Мои сжатые крылья обились
И осыпали цветную пыльцу,
Прежде чем открыли коробку,
Чтобы выпустить бабочку.
Но было уже поздно,
Ибо вся красота, открытая перед рожденьем,
Ссыпалась с меня, как пыльца.

3

Я ненавижу этот город.
Ненавижу город, где жил в детстве;
Ненавижу память о нем.
Там всегда были тучи, дым, дождь,
В этой мрачной долине.
Дождь, непрерывный дождь.
Кажется. Я не видел солнца до девяти лет, —
А это уже поздно;
Все поздно после первых семи лет.

Длинная улица, где мы жили,

Была как сточная канава
И такая же грязная.
На ней стояли большой колледж
И лжеготическая ратуша.
Там были захолустные жалкие лавки —
Бакалея, товары для женщин,
Лавка, где я покупал переводные картинки,
Магазин роялей и граммофонов,
Перед которым я часто стоял,
Зачарован блеском пианино и портретом
Белой собаки, глазеющей в граммофон.

Как все было скучно, серо, грязно и жалко.

В дождливые дни – там всегда шел дождь —
Я становился на колени на стул
И смотрел на улицу из окна.
Грязные желтые трамваи
Тащились шумно по ней,
С грохотом колес и звонков
И гулом проводов наверху.
Лужи выплескивались из выбоин
И снова стекались назад,
Пузырясь коричневой пеной.

Там не на что было смотреть —

Все было так скучно, —
Серые ноги под черными зонтами
Пробегали по серым тротуарам;
Иногда громыхал фургон,
И лошади отбивали копытами
Странный пустой звук
В молчаливом дожде.

Там был серый музей

С мертвыми птицами, насекомыми, животными
И реликвиями римлян – тоже мертвых.
Там были набережная,
Асфальтовый променад и мостовая,
Три мола, ряд домов
И тухло-соленый запах гавани.

Я жил, как бражник,

Как одна из этих серых пифий,
Порхающих по виноградникам Капри.
Проклятый городишко был моей спичечной коробкой,
И я бился о его стенки,
Пока мои крылья не потускнели,
Как этот проклятый городишко.
4
В школе было так же скучно, как на Главной улице.
Меня обучали косому письму —
Я хотел быть один, хоть и был ребенком,
Один вдали от дождя, серости, скуки,
Где-нибудь далеко.

Город был скучен:

Набережная скучна,
Главная и другая улицы скучны, —
Помнится, был там и парк,
Такой же дьявольски скучный,
С геранями, которых нельзя было рвать,
С подстриженными лужайками, где нельзя было играть,
С прудом золотых рыбок, где нельзя было кататься на лодке,
С воротами из китовых челюстей,
С качелями для «детей из пансионов»
И с дорожками из гравия.

По воскресеньям гудели колокола

Баптистских, евангелических, католических церквей;
Там была и Армия спасения.
Меня водили в Высокую церковь;
Фамилия пастора была Моубрэй.
«Хорошая фамилия, но он чересчур ею кичится», —
Так говорили о нем.

Я носил с собой черную книжку

В эту холодную сырую церковь
И сидел на жесткой скамье,
Вставал, когда пели псалмы,
Становился на колени, когда молились, —
А потом от скуки строил
Поезда из молитвенников.

Там не на что было смотреть,

Нечего делать,
Не с чем играть,
Только наверху в пустой комнате
В большом жестяном ящике
Хранились снимки Великой хартии
И Декларации независимости,
И одного письма Рэли после Армады.

Там были коллекции марок —

Желтые, голубые попугаи из Гватемалы,
Голубые олени, рыжие павианы и птицы из Саравака,
Индейцы и корабли
Из Соединенных Штатов,
И зеленые, и красные портреты
Короля Франкоболло
Из Италии.

5

Я не верю в Бога.
Я верю в злобных богов,
Наказующих нас за чужие грехи
И мстящих нам.
Поэтому у меня не будет ребенка,
Я не положу куколку в спичечную коробку,
Чтоб бражник осыпал яркую пыльцу,
Ударяясь крыльями о стены тюрьмы.

Перевод М. Зенкевича