— Симпатии к вам.
— Да что вы говорите…
— И беспокойству, такие, знаете ли, дела творятся…
От веселья не осталось и следа.
— Какие еще дела?
— Вы слышали, что Турньяк сбежал из тюрьмы?
— Да, конечно… Но он, вероятно, погиб, иначе бы полиция его уже поймала.
— Он в Альби.
— В Альби?
— В городе только об этом и речь.
— Я с утра не выходил. А потом, какое мне дело, что бедняга вернулся в родные места? Значит, его быстрее схватят. Если бы я его встретил, я бы…
— Думаю, вам представится случай, дорогой Беду.
— Да, а почему?
— Даже боюсь вам говорить, настолько это чудовищно.
— Ну говорите же!
— Этой ночью Турньяк был у меня.
— У вас!
— Без моего ведома… Он забрался в окно к моей дочери-калеке. Они были очень дружны до известных вам событий.
— Да, да, и что же?
Он забеспокоился.
— И он сказал Элизабет, что собирается вас навестить.
— Черт возьми! С какой стати?
— Он намерен вас убить.
— Что-о-о!
Он вскочил, и я увидел, как побелели его пальцы, вцепившиеся в линейку, которой он до того поигрывал.
— Да я… я полагаю… что вы… вы, наверно… шутите, доктор?
— Подобное предположение для меня оскорбительно!
— Но он что, с ума сошел, что ли?
— Он рассказал малышке, что вы были в сговоре с налетчиком и получили часть украденных денег.
— Это клевета! Самая настоящая клевета!
— Еще он сказал, что вы предупредили налетчика, когда Турньяк отвез машину назад в гараж, и поэтому преступник сумел воспользоваться ею и тем самым скомпрометировал Турньяка.
— Послушайте, доктор, вы-то не верите в эти бредни?
— Конечно, нет, но я решил вас предупредить. Мне бы не хотелось, чтобы с вами что-то случилось.
— Спасибо… Но позвольте заметить, вам бы следовало известить полицию.
— Уже известил, друг мой. Но опасаюсь, что комиссар Лаволлон не принял его угрозы всерьез, вот почему я счел необходимым поговорить с вами. Я исполнил свой долг и теперь с вашего позволения удаляюсь.
— Ах да… До свидания, доктор… Благодарю вас за ваши хлопоты, за то, что вы передали мне его беспочвенные и абсурдные угрозы…
Я был неумолим.
— Для мстителя они отнюдь не абсурдны!
Вдохнув свежего воздуха, я сказал себе, что добрейшего господина Беду, с легкостью отправившего человека на каторгу ради прекрасных глаз своей подружки, ждет тяжелый вечер и бессонная ночь. Пьеру не спалось, так почему же истинные виновники должны безмятежно почивать?
По нервозности Шапеза, по его срывающемуся голосу я тут же понял, что его уже посвятили в происходящее. Отчего бы Беду стал ему звонить? Если банкир не являлся его сообщником, у него не было бы никакого резона. Чем дальше, тем больше надежных, неоспоримых доказательств: гнев Налье, ужас Мадо, страх Беду, нервозность Шапеза. Банкир напустил на себя игривость.
— Ну что, доктор, вы, наверно, пришли сообщить, что Турньяк покушается и на мою жизнь тоже?
— Видимо, Беду поведал вам о нашем разговоре?
— Только что. Я повесил трубку, когда мне сообщили о вашем приходе.
— А зачем?
— Простите?
— Почему Беду счел нужным сообщить вам о моем демарше, который в общем и целом вас никак не затрагивает?
— Но, доктор…
— Разве что он решил, будто и вы на мушке?
— А я действительно на мушке?
— Да.
— Ах… Это сказал Турньяк?
— Да.
— И он собирается меня убить?
— Да.
Ему никак не удавалось зажечь сигарету, так дрожали его руки.
— Примите успокоительное. Мой вам совет.
— Вы не знаете, почему он меня так ненавидит?
— Знаю, но должен заметить, что не верю ему ни на йоту. На мой взгляд, Турньяк спятил. Пребывание в тюрьме его доконало.
Улыбка у банкира была жалкая.
— Но сумасшедший, одержимый манией убийства и разгуливающий на свободе, ничуть не безопаснее убийцы, действующего сознательно.
— Вот именно.
— Так в чем же может обвинить меня парень, которого я искренне любил и защищал как мог?
— В соучастии в ограблении. И в том, что упекли его в тюрьму.
— Он рехнулся! Я что, обокрал самого себя?
— Да, чтобы получить страховку.
— В жизни никто не поверит в подобную чепуху! Зачем мне было изображать из себя гангстера?
— По словам Турньяка, чтобы расплатиться с карточными долгами, которые числятся за вами в игорных домах Тулузы.
Теперь банкир напоминал боксера, пропустившего сильнейший удар противника и раскачивающегося посреди ринга, не соображая, где он и кто он.
— Ложь… глупейшая ложь…
— Он клялся, что переписал номера краденных купюр, а вы забрали список, ведь ключ от сейфа был только у вас двоих.
— Не мне вам, доктор, говорить, что все это досужий вымысел больного воображения.
— Ну разумеется.
— Как вы считаете, я должен поставить в известность комиссара Лаволлона?
— Я уже позаботился.
— А он даже не почесался!
— Действительно, он, кажется, не собирается ничего предпринимать. По крайней мере, насколько я знаю. Ведь он не обязан посвящать меня в свои планы.
— Но слушайте! Он же мог меня предупредить! Что бы вы стали делать на моем месте?
— Я был бы очень внимателен.
— Что вы имеете в виду конкретно?
— Не открывайте дверь, не убедившись, кто за ней стоит… Оглядывайтесь на улице — кто идет у вас за спиной, кто впереди. Не выходите на улицу после наступления темноты.
— Это не так просто.
— Но умереть тоже нелегко.