Читаем Защитит ли Россия Украину? полностью

Между империей и многонациональным государством существует и еще одно, более важное и глубокое различие. Имперское общество может и не являться обществом многонациональным, а многонациональное общество может и не быть имперским. Однако империя может и должна охватывать собой много несхожих между собой традиций и жизненных укладов. Например, Российская империя охватывала единой властью и русских крестьян, и помещиков, и поморских мореходов, и остзейских баронов, и горцев Кавказа, и первопроходцев и колонистов Сибири, и тамошние коренные народы, и земледельцев Средней Азии, и кочевников Казахстана, и православных, и мусульман. При этом империя не столько «уравнивала» их к некоему среднему уровню, сколько создавала разнообразные механизмы управления и адаптации к местным традициям. Если в одном отношении главенствовала необходимая унификация, то во многих других царила подлинная «цветущая сложность».

Империя — это институт, характерный для той или иной стадии существования традиционного общества, это механизм, с помощью которого поддерживается существование нескольких разноуровневых традиций и жизненных укладов, на которые без их разрушения не может быть наложена слишком жесткая схема организации общественной жизни. Сам механизм имперской интеграции может быть очень разным. От постепенной унификации хотя бы в основных установлениях, как в римской и французской имперских практиках, до поддержания под единым суверенитетом всего конгломерата традиций, как в эллинистическом и британском случаях. Но именно «многоукладность», а не действительная или мнимая «многонациональность» является источником подлинного имперского напряжения.

Из сказанного отчасти понятны истоки того «кризиса империй», который породил либеральную мифологему об империях как о вымирающем политическом виде. Причиной распада большинства империй в течение ХХ века была именно нивелировка традиций в рамках единого имперского пространства. И цивилизаторскими усилиями самих имперских правительств, и естественным ходом развития обществ напряжение между различными традициями, необходимое для успешного функционирования имперской структуры, исчезло. Все было нивелировано к идеалу «среднего европейца», «среднего советского человека», и стало казаться, что всеми частями империи можно управлять примерно одинаково, а население может без проблем и утраты культурной идентичности перемещаться с места на место, меняться статусными позициями и социальными стратами. Результатом стал быстрый и довольно мучительный распад таких обществ.

Русским нужна империя совсем не потому, что нам нужно некое «полиэтническое окружение», не потому, что нам необходимо непременно взвалить на себя «имперское бремя» и просвещать инородцев, наслаждаясь «культурным смешением» с ними. Империя русским нужна и не потому, что «так делают все», и неплохо бы и нам устроить на пространстве бывшего СССР «либеральную империю». Все значительно проще — imperuium, имперская власть, а не «бремя» является важной составной частью русской национальной идентичности, одной из определяющих ее черт. Могли бы римляне остаться римлянами, если бы их заперли в пределах Италии? Могли бы они там «развивать хозяйство», осваивать «внутренние просторы» и так далее? Отнюдь. Русским необходима империя не потому, что они кому-то что-то должны по части просвещения, цивилизации, «бремени белых», а потому, что должны себе для своей полной самореализации.

Эта самореализация долго осуществлялась в довольно ущербной форме Советского Союза. СССР в каком-то смысле был империей, однако носителем imperiumа в нем были не русские (даже если понимать это слово так же широко, как в петербургской России), а партия как основное привилегированное сообщество. «Национализация» советской империи при Сталине так и осталась недовершенной, а советская цивилизационная политика при всех ее достижениях в области развития материальной и культурной жизни была нарочито нивелирующей и антитрадиционной. Необходимое для создания империи своеобразие традиций утрачивалось, утрачено было и самобытное лицо основы империи — русского народа. Проект СССР как национального государства для «советской нации» был ущербен с самого начала из-за заложенного в него противоречия между юридической многонациональностью и фактически формируемой мононациональностью советского народа.

Перейти на страницу:

Похожие книги

188 дней и ночей
188 дней и ночей

«188 дней и ночей» представляют для Вишневского, автора поразительных международных бестселлеров «Повторение судьбы» и «Одиночество в Сети», сборников «Любовница», «Мартина» и «Постель», очередной смелый эксперимент: книга написана в соавторстве, на два голоса. Он — популярный писатель, она — главный редактор женского журнала. Они пишут друг другу письма по электронной почте. Комментируя жизнь за окном, они обсуждают массу тем, она — как воинствующая феминистка, он — как мужчина, превозносящий женщин. Любовь, Бог, верность, старость, пластическая хирургия, гомосексуальность, виагра, порнография, литература, музыка — ничто не ускользает от их цепкого взгляда…

Малгожата Домагалик , Януш Вишневский , Януш Леон Вишневский

Семейные отношения, секс / Дом и досуг / Документальное / Образовательная литература / Публицистика
Дальний остров
Дальний остров

Джонатан Франзен — популярный американский писатель, автор многочисленных книг и эссе. Его роман «Поправки» (2001) имел невероятный успех и завоевал национальную литературную премию «National Book Award» и награду «James Tait Black Memorial Prize». В 2002 году Франзен номинировался на Пулитцеровскую премию. Второй бестселлер Франзена «Свобода» (2011) критики почти единогласно провозгласили первым большим романом XXI века, достойным ответом литературы на вызов 11 сентября и возвращением надежды на то, что жанр романа не умер. Значительное место в творчестве писателя занимают также эссе и мемуары. В книге «Дальний остров» представлены очерки, опубликованные Франзеном в период 2002–2011 гг. Эти тексты — своего рода апология чтения, размышления автора о месте литературы среди ценностей современного общества, а также яркие воспоминания детства и юности.

Джонатан Франзен

Публицистика / Критика / Документальное