Эбба запихивает жвачку в рот, чувствуя укол совести, и, когда они выходят из туалета, уже хочет наплести какую-нибудь чушь, мол, она выпила вчера совсем немного вина, но оставляет эту мысль, увидев Веру Моретти. Паря над землей, как балерина, та поднимается по лестнице, ведущей к залу заседаний, где состоятся слушания о мере пресечения. Эбба прибавляет шаг, догоняет Веру в тот момент, когда та опускается на скамейку в ожидании начала заседания, расстегивает серое шерстяное пальто и разматывает шарф.
– Как дела? – спрашивает Эбба, когда Вера после секундного замешательства наконец ее узнает. – Вы хотели… Вы ведь знаете, что заседание закрытое?
– Да, но я все равно хотела прийти, показать Николасу, что я тут, на случай… – Вера убирает за ухо прядь, нервно трогает хвост на затылке. – Вы знаете, я много думала о том, что вы сказали: невзирая на обстоятельства, это может быть и не Николас… Может быть кто-то другой.
– Понимаю. А Джорджио?
Вера качает головой, и ее молчание красноречивее слов. Джорджио не изменил своего мнения относительно сына.
Голос в громкоговорителе сообщает, что заседание начинается, и, к своему облегчению, Эбба видит, что через боковую дверь входят Николас и два конвоира. Вера поднимается со скамейки, вскидывает руку, как будто хочет помахать Николасу, но опускает ее на полпути.
Эбба сочувственно смотрит на Веру:
– Мы сможем поговорить позже. Теперь нам нужно сделать все от нас зависящее в процессе заседания.
Глава двадцатая
Николас садится к длинному узкому столу и кладет руки на колени. На нем наручники, что наверняка сильно его угнетает.
Ангела Кёлер и Эбба Таппер сидят с двух сторон от него, и Николас отчетливо ощущает их запахи – вчерашний перегар и духи. Он подозревает, что первый запах исходит от Эббы, потому что она тайком жует жевательную резинку.
Серьезно?! Ладно, по крайней мере, в белой блузке с бантом она больше похожа на адвоката. Достаточно ли она умна, чтобы защищать его? Он решает дать ей шанс. Если он правильно понял, Эбба занимается работой на земле, а Ангела выступает от его имени в суде. Схема кажется приемлемой, Николас надеется, что они дополняют друг друга и смогут его освободить. Понятно, что он не настолько глуп, чтобы преувеличивать свои шансы, но в последние дни ему, если честно, было все равно. Его мысли занимает только смерть сестры. Осознание того, что она мертва, все глубже укореняется в мозгах, из-за чего Николас погрузился в апатию. Он больше никогда ее не увидит, единственного человека, который его понимал, который знал, через что ему пришлось пройти. С кем он теперь будет всем делиться? У него никого не осталось, только Дуглас, но они редко встречаются.
Николас заметил Веру, когда заходил в зал, но отца с ней не было. Его родной отец не пришел! Николас не знает, что его больше тяготит – то, что Ясмина мертва, или то, что отец снова его предает. Неужели он на самом деле думает, что это он убил сестру? Николас спрашивает себя: а что думает Дуглас? хотел бы он с ним поговорить? Придет день, когда он все расскажет брату, расскажет о том, что произошло дома у Ясмины, не будет скрывать, что они принимали наркотики. А еще расскажет о своей зависимости, об игромании, попытается объяснить, как полностью разрушил свою жизнь. Может быть, Дуглас даже поймет его.
Судья – миниатюрная неброская женщина, сразу видно, что характер у нее железный. Похоже, ей пришлось немало преодолеть, чтобы занять наконец такую важную должность. Внимание Николаса привлекает ее прическа, которая напоминает ему о бывшей школьной учительнице: волосы подстрижены так, что чуть-чуть не доходят до плеч и неестественным образом загнуты внутрь под подбородком. В наши дни такая прическа должна считаться преступлением.
После краткого вступления судья передает слово прокурору.
Стефан Херманссон, с которым Николас ненадолго пересекся, когда прибыл на слушания, встает у стола наискосок от него. Рядом с ним полицейские Саймон Вейлер и Йон Хелльберг. Это враги. Именно они хотят засадить его за убийство, которого он не совершал.
Прокурор откашливается и начинает, то и дело заглядывая в свои бумаги: