— Когда тебя назначали сюда, я за тебя ручался, но следующее задание может быть и, я уверен, будет, как у Ив, а то и хуже. Хочешь? Я не хочу. И мне не удастся прикрыть тебя еще раз. У нас нечистые лавки прикрывают. Поэтому, пока не запахло паленым, я предлагаю тебе переехать в Новый Орлеан. Займешься делами, связанным с кражей и подделкой произведений искусства, — пожимает он плечами. И пусть я все еще негодую, но нельзя не признать, что вариант у него более чем отличный. Я буду заниматься тем, к чему лежит душа…
— И как это связано с тем, что ты не из тех, кто легко относится к сексу? — спрашиваю, уцепив за хвост подвох.
Гастон усмехается и отворачивается куда-то в сторону. Будто надеялся соскочить с темы, но не вышло.
— Это связано с тем, что ты мне всегда нравилась, — говорит он. — Не даешь себя в обиду, но не озлобилась на весь мир. Нашла занятие, которое делает тебя счастливее… На мой взгляд, это заслуживает уважения. А еще ты действительно разбираешься в искусстве, а хорошие специалисты лишними не бывают.
Он говорит правильные и красивые слова, но у меня во рту горький привкус. Потому что все это время, все прошедшие годы он и не смотрел в мою сторону. Да, я сделала для этого немало, но и сейчас ничуть не поощряла, а вы посмотрите, что творится. Как только я стала безупречной куклой с тонкой талией и овалом лица, которому позавидует любая модель, Гастон вдруг решил, что хочет видеть меня у себя под боком… И как это называется?
— Что? — вмешивается куратор в ход моих мыслей.
— Ничего.
— О чем ты так напряженно думаешь? Выкладывай.
— Не просто так ты упорно изменял мою внешность до неузнаваемости, верно? — Обиду в голосе скрыть не удается. Но Гастон лишь хмурится, не совсем понимая, о чем я говорю. — Конечно, я тебе нравилась, я же пыталась во всем тебе подражать: обожала работы твоих любимых художников, предпочитала твою любимую музыку…
— Что ты пытаешься сказать? — недобро спрашивает куратор. О да, ведь мы впервые свернули на самую скользкую тему из всех, но если уж Гастон мне что-то предлагает, то неплохо бы сначала разобраться с многолетним недопониманием.
— Однажды, сразу после приезда в штаб, я видела тебя с какой-то женщиной. Не из команды. Она выглядела примерно так же, как я сейчас… Высокая, тощая, красивая, с каштановыми волосами… В ней не было ничего вульгарного или выпяченного. Я еще тогда подумала, насколько же весь ее облик соответствует твоему вкусу. Не знаю, с чего это взяла, но просто она тебе подходила. Как штаб или друг вроде Арчи. Несколько лет назад я начала замечать в зеркале сходство с ней… Скорее типажей, чем непосредственно черт лица, но я же… я же вообще не похожа на себя прежнюю. Теперь, когда ты говоришь, что я тебе «всегда нравилась» и ты «собираешься попросить о моем переводе» к тебе поближе, это обретает некий смысл. Тебе нравилось все, кроме моей внешности, а раз ты обладал достаточными навыками, чтобы это подкорректировать, этим и занялся. Теперь продукт готов, можно взять и переставить на нужную полку. Можешь сказать, что я больная, но когда ты с таким удовольствием оглядываешь результат своих трудов, будто, наконец, получил то, чего давно ждал, меня коробит. Ну а что, если я скажу, что за долгие годы обзавелась собственным мнением и больше не готова заглядывать тебе в рот? С этим что планируешь делать? Хлестать плеткой, пока не полюблю Ренессанс снова?
Долгое время нам обоим нечего сказать друг другу, а, может, куратор просто подбирает наиболее правильные слова. Но слышится только обоюдное недовольное сопение. И пение птиц еще.
— Я надеюсь, ты помнишь условия нашего с комиссией уговора. Он состоял в том, чтобы сделать тебя членом команды. С нуля. Потому что прошлая «ты» не вписывалась. Разумеется, мой… вкус — повлиял, но я лишь делал то, что мне велели. Если бы твой образ подбирал любитель пухлых губок и груди пятого размера, ты бы оказалась счастливой обладательницей пухлых губок и груди пятого размера. Это естественно. Не понимаю, почему тебя это настолько беспокоит?
— Потому что эта жизнь не с моего плеча, эта внешность не с моего плеча… И ты тоже не с моего плеча. Я намного проще. Я выросла крошечном, старом доме, с родителями, которые уделяли мне маловато внимания, чтобы я выросла хоть сколько-нибудь амбициозным человеком. Я готова была прожить там всю жизнь, разносить за гроши пиво. Может быть, я не сдалась и не сломалась, но во мне многое осталось от той девочки. А ты даже не хотел на нее смотреть!..