Заставь меня ошибиться

Дождавшись, пока в гостиной загорится свет, куратор стремительно вылезает из машины и с намеком распахивает передо мной дверцу. Не в силах совладать с дрожащими руками, со второй попытки накидываю на плечи жакет и следую вглубь сада за Гастоном, и дальше — к озеру. Сегодня оно спокойное, ветер слабый. Словно в насмешку над бурей, которая едва улеглась несколько секунд назад.

— Я предупреждал тебя не связываться с Лайтами! — рычит Гастон, явно пытаясь взять себя в руки.

— Ты сказал не ходить к нему. А я надеялась, что он успокоит мать! И написала письмо!

— Успокоит мать? Она успокоится, только когда он на ноги встанет и запрыгает снова. Ничто другое не сработает! — рявкает он. — Она неправа, но это неважно, потому что двадцатипятилетний парень размером с маленький шкаф все еще ее ребенок. Она будет нас ненавидеть, будет вести себя, как идиотка, будет настраивать и агитировать против нас весь город. Просто потому что она мать! Это инстинкт.

Мне тяжело представить себя на месте матери. Потому что я совсем не такая, моя жизнь не такая, и мой опыт… Я не держала на руках маленький комочек, не баюкала его и не смотрела, как он рос и становился старше, наполняя невероятной гордостью. Я не мучилась мыслями, что найдется человек, которая погубит моего ребенка, в которого вложено столько любви и заботы… Но, может быть, Гастон прав. Я и сама лучше всех умею терять голову под влиянием эмоций. Например, виртуозно отметаю здравый смысл там, где дело касается даже детской, неоформившейся любви. Не факт, что я бы на нее месте не растерзала обидчиков зубами и когтями.

Вздрагиваю от одной лишь мысли о ребенке, а сердце болезненно сжимается. Это все не мое. Не мое, не мое, не мое!

Прячу глаза.

— Так, завтра мы с мэром договоримся о возобновлении работ, привлечем адвокатов и постараемся сделать так, чтобы все забыли о Винсенте Лайте. И ты тоже. Мы не были виноваты. Повтори.

— Я и не думала, что были!

— Повторяй, — прерывает он меня.

— Мы не были виноваты. Не были! Доволен?

— И мелодрам больше не будет. Тоже повторяй!

— Мелодрам больше не будет, — закатываю глаза.

— Теперь Висент Лайт и его матушка станут заботой адвокатов. Больше я о них слышать не должен. Ты поняла?

— Угу, — бормочу.

Удовлетворенный сговорчивостью, Гастон притягивает меня к своей груди, и я с облегчением обвиваю его руками. А ведь я действительно боялась, что он пошел топить меня в озере… Или что передумает по поводу нового Орлеана. Запрокинув голову, смотрю на его губы, но не решаюсь дотянуться. Пусть взрыв куратора был далеко не такой мощный, как представлялось сначала, я не на шутку испугалась.

— Думала, ты меня прибьешь, — говорю, всхлипнув.

— Иногда я тоже так думаю, — признает он.

Мы стоим на берегу еще минут двадцать в полном, но не тягостном молчании. Тем не менее, почему-то впервые за долгое время хочется плакать…

Глава 12

Возобновление работ стало настоящим подарком. Может быть, реконструкция концертного зала, которая не имела цели завершиться точкой, и не являлась хорошим занятием, но меня успокаивала. После бесцельного скитания по дому я чувствовала себя полезной и нужной хоть кому-то. Неожиданным и очень приятным бонусом также явилась оттепель в отношениях с бригадиром, который, узнав о выходке миссис Лайте, встал на мою сторону, закономерно перетянув за собой некоторых подчиненных.

Хорошая погода позволила закончить демонтаж кровли и приступить к разбору завалов внутри здания и исследованию наиболее разрушенных помещений. В какой-то момент я нашла старую, неразграбленную подсобку, в которой до сих пор хранились разное старье, а поскольку эксперт по древностям в семье Сайтен не я, то было решено показать потенциальный антиквариат Гастону. Пара стульев, старые, рваные кулисы с золоченными кисточками, смычок… несколько сломанных рам и, внезапно, покрывшееся плесенью от сырости полотно. Разумеется, его мы достали первым и, едва перевернув, замерли. На обратной стороне значилось, что это портрет Оуэна Мюррея.

— Я думала, он был симпатичнее, — фыркаю, разглядывая изображение не слишком худого, рыжего мужчины с длинным носом. — А, в общем-то, ничего особенного.

— Так всегда и бывает, — посмеивается над моей глупостью Гастон. — И, полагаю, ты была в этом не одинока. Местные девицы мечтают об этом парне с пеленок, и явно представляют не толстяка с масляными глазами.

— Наверное, это глупо, но я представляла его кем-то вроде тебя, — признаюсь, не скрывая веселья.

Если бы мне потребовалось найти десять отличий между Гастоном и Оуэном из моего воображения, я бы не смогла. Но до этого момента я не отдала себе в этом отчета.

— В музее есть старые фотографии Оуэна, — смеется надо мной Гастон. — Я ради интереса заглянул посмотреть.

— Ты слишком многое успеваешь, тебе не кажется? — спрашиваю кисло.

— Разве не для этого придуман отпуск?