Застенчивость. Как ее побороть и приобрести уверенность в себе

Бернетт: Думаю, я была довольно застенчива с самого начала, особенно рядом с матерью. Она была очень-очень общительная, красивая женщина. Но у нее имелась одна весьма серьезная проблема – с годами она стала алкоголичкой, да и мой папа был такой же. Они оба являлись привлекательными и красивыми людьми. Папа напоминал мне Джимми Стюарта[29], а мама была, скорее, как огненный метеор. Я знала, что я непривлекательный ребенок, поэтому застенчивость моя оказалась главным образом обусловлена моей внешностью. Девчонкой я старалась компенсировать это спортивными достижениями. Я думала, что если смогу бегать быстрее всех мальчишек и побеждать их, то стану нравиться им. Так что я всегда шутила и дурачилась в школе гораздо больше, чем дома, потому что стремилась побороть страх оказаться отвергнутой из-за того, что я некрасивая, да еще и из небогатой семьи.

Зимбардо: Но вы не были классным шутом, не так ли?

Бернетт: Нет, такой я была разве что с приятелями в свободное время. А в классе я была очень сдержанной и училась хорошо, уважала и слушалась учителей. Так что я считалась образцовой ученицей. Я не пользовалась популярностью у тех мальчишек, которым мне хотелось бы нравиться, например, у членов футбольной команды. Но у меня завязались добрые приятельские отношения кое с кем из ребят, кто был, как бы это сказать, из одной лодки со мной.

Зимбардо: Вы хотите сказать, что они тоже были застенчивыми?

Бернетт: Да, они тоже были стеснительными и не очень привлекательными. Но я продолжала тешить себя надеждой: «А вдруг капитан футбольной команды обратит на меня внимание или назовет меня по имени?» Моя мама хотела, чтобы я стала писательницей. Она говорила: «Какая разница, как ты выглядишь, если ты можешь все время писать?» Я соглашалась с ней: «Хорошо, буду писательницей». Я стала редактором школьной газеты и весьма в этом преуспела.

Позднее я начала посещать специальные занятия по английскому языку в Калифорнийском университете Лос-Анджелеса, чтобы попробовать свои силы в драматургии. В глубине души я надеялась, что мне удастся попасть на сцену, но я боялась себе в этом признаться. Помню, когда я была еще маленькая, я встречалась со своей кузиной. Она была на девять месяцев старше меня, белокурая, невысокая, ослепительная. Она посещала разные кружки: занималась пением, танцами, сценическим мастерством. Как-то раз я попыталась станцевать чечетку, как она, но у меня ничего не получилось. Тогда я отправилась в ванную комнату, где решила попробовать еще раз – и тут же остановилась, как только мама открыла дверь ванной.

Может показаться, что я пытаюсь изобразить из матери какого-то монстра, но это не так. Мы с нею прекрасно ладили, я ее обожала, и, я уверена, что и она меня любила. Однако я никогда не чувствовала поддержки с ее стороны. Так что, когда я все-таки вышла на сцену в студенческом театре, мне не хотелось, чтоб родители это увидели, потому что я боялась опозориться. К моему удивлению, все пошло удачно. Я сумела развеселить аудиторию, ко мне подходили ребята и говорили: «Слушай, а я видел тебя в этом спектакле, и, знаешь, это было очень смешно». Меня даже пригласили на ланч с парой «важных птиц» со старших курсов, что меня, как первокурсницу, просто поразило.

А потом меня как-то остановил другой парень и спросил: «Слух имеется?» И я сказала: «Да, но я не могу петь на публике, и все такое». А он сказал: «Позарез надо спеть “Плач Аделаиды” из мюзикла Фрэнка Лессера “Парни и куколки”[30]». Поскольку песня комедийная, то я не стала относиться к исполнению всерьез и переживать, как звучит мой голос: ведь если голоса нет вообще, то вы вряд ли станете исполнять что-то серьезное. И вот, я выступила с веселой песенкой. Все прошло хорошо, и моя мама, которая пришла меня послушать, была поражена. Тогда-то я и решила, что хочу стать актрисой музыкальной комедии. Мама и бабушка расстроились жутко, но я сказала им: «Именно это помогает мне почувствовать себя любимой, ощутить, что я что-то значу». Именно это, а не какое-то там писательство или рисование (кстати, рисовала я неплохо). Мне всегда было важно видеть и чувствовать внутреннюю ответную реакцию на то, что я делаю. Из этого и выросла моя актерская карьера. И я остаюсь такой до сих пор – если я не чувствую отдачи, то меня попросту нет, понимаете, о чем я? Я не стенд-ап комик. Мне до сих пор бывает трудно просто спеть песню.

Зимбардо: Трудно в каком смысле?

Бернетт: Мне становится очень страшно. Меня часто спрашивают: «Почему бы вам не перестать паясничать и не спеть просто песню?» И люди, приходящие на шоу, пытаются заставить меня сделать это, но я всегда чувствую себя при этом неловко.

Зимбардо: А почему вы себя так чувствуете?

Бернетт: Наверное, это отголоски моей юности. Я думаю, что по сравнению с профессиональными певицами, которые зарабатывают себе пением на жизнь (как Эйди Горме или Хелен Редди), какое право я имею выходить на сцену и петь? Я могу спеть в музыкальном спектакле, играя роль, но выйти, как Кэрол Бернетт, в шикарном платье, и начать петь – это уж слишком…

Зимбардо: Вы хотите сказать, что возможность погрузиться в роль, спрятаться за маской анонимности позволяет человеку выступать перед публикой?

Бернетт: Да, так и есть. Ты – уже не ты, ты становишься кем-то другим. И это все упрощает. Видите ли, моя профессия – самая подходящая для людей вроде меня. Когда я была маленькой, я ходила с бабушкой в кино по восемь раз в неделю. Я росла в эпоху актрис Джуди Гарленд, Бетти Грейбл, Джоан Кроуфорд. Я возвращалась домой из кино, собирала подружек, и мы разыгрывали сцены из фильмов, которые я видела. Я и сейчас иногда так делаю. Я могу быть сегодня Бетти Грейбл, а через неделю – Джоан Кроуфорд. У меня даже есть грим, парики и костюмы. Я хочу сказать, что я взрослый человек, но все равно остаюсь ребенком.

Зимбардо: А бывает ли так, что вы испытываете застенчивость, когда вы не находитесь на сцене и должны быть просто самой собой?

Бернетт: Да. Если я встречаю кого-то, перед кем испытываю благоговение, а таких немало. Например, когда я впервые повстречалась с Джеймсом Стюартом, я не смогла произнести ни слова – я была влюблена в него всю свою жизнь из-за его сходства с моим отцом. И что, вы думаете, я сделала? Я повернулась в попытке убежать и наступила в ведро с белой краской – и поволокла его за собой через всю съемочную площадку, куда больше так и не вернулась – мне было жутко стыдно. А два года назад я встретила Кэри Гранта – и снова не смогла вымолвить ни полслова. Те слова, которые мне все-таки удалось выдавить из себя, я бы лучше затолкала обратно. Я сказала самому Кэри Гранту: «Вы – украшение своей профессии». Я чувствовала себя какой-то дурочкой. Но он вдруг сказал: «Я ваш поклонник» – и был просто очарователен и любезен, однако я все равно чувствовала себя так, будто мне снова лет десять. Так что я думаю, что от каких-то детских переживаний мы не можем избавиться до конца. По мне, лучше быть застенчивой, чем идти напролом. Конечно, было бы здорово достичь в этом золотой середины, но каждый человек должен в первую очередь чувствовать себя безопасно в своем внутреннем мире.

Зимбардо: Да, застенчивость превращается в проблему, когда она начинает удерживать нас от того, что мы хотели бы и могли бы сделать.

Бернетт: И заставляет нас говорить и делать глупости.

Зимбардо: Вынесли ли вы из своего опыта какие-то важные уроки, которыми могли бы поделиться с другими, со своими поклонниками?

Бернетт: Я пытаюсь донести до своих дочерей, насколько важно понимать – все люди на земле переживают те же трудности, что и они. Поэтому не надо быть эгоистичными и считать, что мир вращается исключительно вокруг того, что люди думают о вашей внешности и ваших чувствах, или вокруг того, что какой-то мальчик не подошел и не пригласил тебя на танец. Люди не всегда стремятся раскритиковать или несправедливо осудить тебя. У них у всех есть свои проблемы, и надо уметь прислушаться к ним и даже в чем-то помочь, потому что, помогая кому-то другому, мы помогаем самому себе. Я искренне верю, что все люди – единое целое. Чем больше добра ты даришь, тем больше возвращается к тебе – что посеешь, то и пожнешь. Это забытая, но тем не менее истина. Так что просто общайтесь с другими людьми. Если в школе вы встречаете ребенка, который застенчив, не может наладить контакт с другими детьми и переживает из-за этого – именно в этот момент вы должны протянуть ему руку помощи. Тогда вы поможете распуститься прекрасному цветку и откроете для себя что-то удивительное.

Зимбардо: Да, что люди прекрасны!

Бернетт: Именно так. И все, что им нужно, – это лишь немного НЛЗ – нежности, любви и заботы, которые по-прежнему остаются наилучшим лекарством от застенчивости.