Застывшая кровь

Рядом с бандитами приходится сжечь лошадей. Прощание с Шиткой даётся мне неожиданно труднее, чем можно было ожидать: долго глажу её белоснежную гриву, не в силах оторвать пальцы. Гнетущее ощущение, что она погибла из-за меня, как и все эти люди. Эдесль понимающе сжимает мою руку, когда я наконец отпускаю подругу в безвременье. Единственная, кто помнил мои танцы в колосьях ржи и то, как я ловила ртом капли дождя.

Будто окончательно оставляю в прошлом ту наивную девочку, и от этого больно давит грудь.

Продолжать путь сегодня не представляется возможным. Люди едва стоят на ногах от усталости, раненым нужен хороший отдых. Так что, протащившись по дороге буквально пару сотен шагов, подальше от дымящейся кучи и кроваво-алой травы, разбиваем лагерь. К тому времени, как мне удаётся умыться речной водой, переодеться и привести себя в порядок, ночь уже вступает в свои права.

Выбравшись из шатра, в смятении смотрю на костёр и одинокую тёмную фигуру подле него. Под навесом штабелями спят бойцы, не дремлет только караульный на посту рядом с ними. Не видно ни Юники, ни Нэтлиана — тоже наверняка набираются сил. Плотней закутавшись в шерстяную мантию и прячась от свежести ранней ночи, иду вперёд и уверенно сажусь рядом с Анваром на бревно.

— Почему не идёшь спать? — тихо спрашиваю, вырывая его из слепого созерцания играющего в костре пламени.

— Ты ещё не ела. Жду тебя, — бесхитростно признаётся он и толкает мне в руки миску с кашей, в которой видно кусочки мелко порубленного мяса. Это я распорядилась о сытном ужине после нежданного боя, а теперь об этом жалею — запах совсем не кажется вкусным и только напоминает о недавно сожжённых телах. Понизив голос до успокаивающе бархатистого шёпота, Анвар осторожно добавляет: — Как ты? Мне жаль твою лошадь. Тяжело терять тех, к кому прикипел душой.

— Всё в порядке. Шитка прожила долгую и хорошую жизнь, — вздыхаю я, чуть заметно морщась, но миску принимаю и ставлю себе на колени.

Он оставляет протянутой кверху ладонью правую руку, и я вижу на коже маленький свежий порез со слабо сочащейся кровью. Большего можно не объяснять. Торопливо сдираю ногтем корочку у собственной голубой царапины, которую сделала днём. Переплетаю с Анваром руки, садясь чуть тесней, и через лёгкую неприятную пульсацию прижимаю рану к ране.

«Боишься, что нас могут слушать?» — тут же спрашиваю у него, глубоко и с удовольствием втянув смолистый аромат. Махровое тепло покалыванием стремится к предплечью. Не теряя времени, свободной рукой между дел ем кашу, глотаю, не жуя и не чувствуя вкус.

«Всё может быть. Так надёжнее. Особенно, потому что хочу признаться: прямо сейчас нарушается твой запрет на магию. Снова».

В его интонации слышится такое покаяние, что даже смешно: нервно усмехнувшись, запихиваю в рот следующую ложку. Мы сидим, образовав совершенно точно магическую связь разумов, а он всерьёз вспоминает про запрет? После того, как ему залатали дыру в груди, а он вылечил мой перелом?

«Не смейся. Юника сказала, что не может смотреть, как мучаются от ожогов и ран те ребята, а от обычного лекаря толку нет, так что… израсходовала остатки снадобий. Сейчас она в лесу, хочет собрать травы и пополнить запас», — от этих слов у меня застревает поперёк горла еда, и я чуть сильней требуемого сжимаю пальцы Анвара.

«Она… что?! Она понимает, как это опасно?! Увидев в ней колдунью, её сбросят в Артон!», — паническая мысль всего одна. Я только что сожгла одну подругу и не хочу отправлять на костёр эту.

Подругу. Вот тебе и раз. Маленькая наглая заноза действительно немыслимым образом стала не безразлична, а уж после того, как бросалась меня прикрывать от лучников и лечила Анвара…

«Не сбросят», — успокаивает меня он, с лёгкой улыбкой встретив это возмущение. — «Когда человеку больно, он соглашается со многими условиями. С тех, кому она успела помочь, взяла обет молчания. Если за эту ночь мы с ней сможем поставить на ноги самых изувеченных, завтра с утра продолжим путь в прежнем темпе. Нужно твоё согласие».

Я не спешу реагировать, задумчиво пережёвывая ужин. Риск очевиден, но и соблазн тоже. И почему с Анваром так всегда, абсолютно: будто пытаешься обнять живого ежа? Из-за исходящего от него пряного тепла около уютно потрескивающего поленьями костра в мантии быстро становится жарко. Не спешу выдёргивать ладонь из его руки и смотрю на бугристые волны у тёмных костяшек.

«Забавно. Ты так и не рассказал, как получил такие ожоги. Достать до солнца — что ты имел ввиду?» — отложив ложку, с неподдельным интересом дотрагиваюсь кончиками пальцев до шрамов, которые когда-то казались уродливыми. А теперь уже настолько привыкла, что те же руки Элтора видятся изнеженными.

«Разве сейчас это важно?».

Ищу его взгляд в полумраке и понимаю, что Анвар растерян. Не таких вопросов ждал от меня после всего, что мы пережили за день, не ухода от прямого ответа, готова ли доверить магии своих воинов. Он смотрит на меня выжидательно и любопытно, будто знакомимся мы только в эту тихую ночь под храп бойцов и стрекот кузнечиков в кустах бузины. Едва ощутимо пожимаю плечами: