Застывшее время

Полли Июль – октябрь 1941

– Слишком далеко – ты быстро выдохнешься и не сможешь вернуться.

– Ничего подобного! – Она сердито уставилась на Саймона – тот просто повторял за Тедди, как попугай. – Но если вы хотите поехать одни…

– Дело не в этом, – поспешно перебил Тедди: по неписаному семейному правилу не брать с собой на прогулку членов семьи считалось неприличным. – Просто ты не сможешь проехать сорок миль.

– Камбер вовсе не в двадцати милях!

– Почти. И у нас велики с тремя передачами.

– Ладно, я поняла – вы просто не хотите брать меня с собой.

– И меня, – вмешался Невилл, – а это вообще свинство!

– Знаешь что? – сказал он, когда мальчики отъехали с чувством неловкости. – Вот погоди – они состарятся и будут умолять меня прокатить их на моей гоночной машине, а я им – фигу! Или на моем аэроплане – наверное, заведу себе для дальних путешествий. Я им скажу, что они слишком старые для развлечений – глупые старые пердуны!

– Нехорошо так говорить.

– А они такие и есть! Ну, скоро будут. Глупые парни – пердуны, а глупые девчонки – шлюхи, мне в школе один рассказал.

Он наблюдал за выражением ее лица, надеясь шокировать. Он сильно вытянулся за последний год: края шорт уже не доходили до костлявых коленок, но волосы все еще топорщились дыбом из-за двойной макушки, а из воротника торчала цыплячья шейка. Весь он был какой-то нескладный: зубы слишком крупные для маленького рта, ступни в грязных сандалиях несоразмерно большие, уши торчат, тонкое, загорелое тельце с выступающими ребрами выглядит хрупким и никак не вяжется с огромным кожаным ремнем и притороченным к нему ножиком. Ко всему прочему, он с ног до головы был покрыт мальчишескими «отличительными знаками»: царапины, порезы, волдыри, заусеницы, даже ожог на правой руке от экспериментов с лупой. Выражение лица имел, как правило, вызывающее и одновременно встревоженное. Интересно, каково это – быть им? Впрочем, она никогда не узнает.

– Я собираюсь прокатиться до Бодиама. Не хочешь со мной?

По его лицу было видно, что солидное размышление доставляет ему удовольствие.

– Что ж, я не против, – сказал он наконец, подражая известному комику из радиопередачи.

Добрый жест обернулся против нее. По дороге у нее заболел живот, как всегда в первый день месячных, и все остальное время – пикник, гуляние по замку, не пускать его плавать во рву, сманить с высоченного дуба – обесцветилось постоянным страхом, что вот-вот начнется кровотечение, а подложить нечего. Он увидит и, чего доброго, испугается. Она едва выдержала обратную дорогу; на полпути сказала ему, что устала, и пусть он едет один, но он не послушался: уезжал вперед и снова возвращался к ней.

– Хорошо, что ты не поехала в Камбер, – весело сказал он, – а то бы тебе пришлось заночевать в поле или в церкви.

Чуть позже он решил ее подбодрить.

– Ты же не виновата, что ты – девчонка. Они всегда легко устают – наверное, это из-за длинных волос.

Вернувшись домой, она попросила его убрать ее велик, и он с готовностью согласился.

Она проковыляла наверх, приняла ванну и рухнула на постель. Болела голова, болел живот, тошнило: даже читать не хотелось. Зато он получил удовольствие, значит, оно того стоило. Она решила, что теперь раз в неделю будет делать что-нибудь приятное для каждого члена семьи, и даже составила список.

Некоторые, вроде Брига (читать ему вслух из «Вестника лесоторговли» – убийственная скука), придумались сразу; другие же – например, мать и мисс Миллимент – оказались сложнее. В конце концов она решила связать мисс Миллимент кардиган – гигантский проект, займет несколько месяцев. С другой стороны, зато будет шикарный рождественский подарок – таких она еще не дарила. Маме идея понравилась, и она пообещала найти подходящий узор.

– Только он должен быть мужской, так что не забудь сделать петли для пуговиц с левой стороны, – предупредила она. – Ты уверена, что справишься, не бросишь на середине? Иначе только зря переведешь кучу шерсти.

Она пообещала, что справится, и они с Клэри пошли в Уотлингтон выбирать шерсть, однако в лавке у миссис Крамп оказалась только детская пряжа, хаки и темно-синий.

– В наше время на другие товары спроса нет, – пояснила владелица.

В итоге тетя Вилли любезно согласилась купить пряжу в Лондоне – после бурной дискуссии на тему подходящего цвета. Каждый предлагаемый вариант казался худшим выбором: винный не подойдет к желтоватой коже, бутылочно-зеленый придаст волосам оттенок водорослей, серый слишком скучен, в красном она будет похожа на автобус, и так далее. Наконец после долгих споров выбрали сиреневый. Поскольку вязать надо было втайне, когда ее нет рядом, дело продвигалось не очень быстро.

С матерью все обстояло гораздо сложнее.

– Единственное, чего она на самом деле хочет, – чтобы папа вернулся из Лондона, а тут я ничего не могу поделать, – пожаловалась она Клэри.

Однажды она зашла к матери в спальню – та вытаскивала шпильки из волос.

– Мне надо помыть голову. Ты не могла бы мне помочь? Так долго приходится стоять над тазом, что у меня голова кружится.