– Я так переживала, когда ей пришлось делать операцию. Но все закончилось хорошо, правда же?
– Да, конечно! – с горячностью подтвердил он. – Просто иногда люди долго восстанавливаются. Ну вот мы и приехали! Гастингс, мы идем!
В лавке мистера Крэкнелла было довольно темно, и все вокруг казалось пыльным, зато полно интересных вещей. В первую очередь мебель: папа купил два стула с пшеничными колосками, вырезанными на спинках.
– Не смог устоять, – оправдывался он.
А еще там были большие деревянные шкатулки и шкафчики, инкрустированные перламутром или медью. Внутри висели шторки из атласа или бархата насыщенных пурпурных или синих тонов, на полочках – стеклянные бутылочки и горшочки с серебряными крышками. Швейные машинки с крошечными шпульками – снова из перламутра – с намотанными шелковыми нитями. На верхней полке пара стальных ножниц, наборы иголок, заостренный инструмент для протыкания дырок; потайной ящичек в нижней части открывается, если нажать на кнопку. Как зачарованная, Полли разглядывала каждую деталь, прикидывая, какая больше нравится. Одна из коробочек, палисандрового дерева, оказалась маленькой письменной доской.
– Для путешествий, – пояснил отец. – Леди брали их с собой, нанося визиты.
Внутри располагалась наклонная панель, обтянутая темно-зеленой кожей, под ней – место для хранения бумаг.
– Клэри бы понравилось, – сказала она. – Пап, как ты думаешь, хватит двадцати пяти шиллингов? У меня больше нету.
Ей казалось, что это приличная сумма, хотя она понимала, что для взрослого шиллинги – сущая мелочь.
– А мы спросим. Иди-ка сюда, взгляни.
Он показал ей маленький восьмиугольный столик с элегантной подставкой для ног. Треугольники на верхней панели причудливо складывались в цветочный узор. Отец что-то нажал, и крышка открылась, обнажив конусообразные внутренности, оклеенные бумагой с миниатюрными букетиками роз – похоже на обои для кукольного домика, подумала она. Из задней комнаты вышел мистер Крэкнелл, держа в руках плоский восьмиугольный поднос, оклеенный той же бумагой, но с отделениями.
– Я чинил поддон, – сказал он, аккуратно приделывая его к верхушке конуса.
– Это швейная машинка, начало девятнадцатого века, не очень старая. Ну, Полли, из чего она сделана? Посмотрим, как ты разбираешься в дереве.
– Орех?
– Верно! – воскликнул мистер Крэкнелл. Это был сутулый старик в очках, седина в полумраке отливала зеленью. – Отличный шпон, уложен плотненько, – добавил он, проведя кривым пальцем по поверхности.
– Как думаешь, маме понравится?
Машинка годилась лишь для небольших вещей: в нижней части маловато места для крупной одежды, вроде зимнего комбинезончика, который мама шила для Уиллса.
– Может быть, – неуверенно сказала она и сразу заметила, как отец слегка помрачнел.
– Что ж, поищем еще, – сказал он.
Мистер Крэкнелл, неплохо изучивший Казалетов благодаря их многочисленным визитам, предложил взглянуть на старинный комод.
– Раз вам так нравится орех. И ручки оригинальные сохранились.
В лавке было столько вещей и так темно, что ему пришлось подсвечивать фонариком.
Полли сразу поняла, что отцу вещь понравилась: он гладил дерево, осторожно выдвигал ящики и восхищался мастерством.
– Видишь? В то время для изготовления ящиков использовали деревянные колышки и стыковали их способом «ласточкин хвост».
В одном из ящиков на внутренней стороне обнаружились крошечные круглые дырочки.
– Червяк уже сдох, – заметил мистер Крэкнелл и постучал по ящику. Хью кивнул.
– Если бы червяк был активен, на дне остались бы опилки, – объяснил он Полли. – И сколько вы за него хотите, мистер Крэкнелл?
– Ну, я мог бы расстаться с ним за три сотни.
Хью присвистнул.
– Боюсь, это выше моих возможностей.
В результате он купил швейную машинку, и пока мистер Крэкнелл нес ее до машины, Полли попросила его уточнить цену письменной доски.
– Она тебе нужна? Будешь пользоваться?
– Я хочу подарить ее Клэри.
– Ах да, конечно, ты же говорила! Сейчас выясню.
Что-то он становится забывчивым – раньше он таким не был, подумала она.
Вскоре он вернулся.
– Нам повезло – всего двадцать пять шиллингов. Впрочем, для тебя это дороговато.
– Я знаю, но я все равно хочу ей подарить.
Когда они закончили паковать все в машину, она спросила:
– Пап, а чего ты улыбаешься?
– Я думал о том, какая у меня замечательная дочь.
И она вдруг поняла, что когда он не улыбается, то выглядит печальным.
Он сказал, что раз уж они здесь, надо заглянуть и в другие магазины. Они находились в старом городе: узкие улочки, чайки, ветер доносит с моря запах смолы и рыбы. В крошечной ювелирной лавке, набитой антикварными драгоценностями, он выбрал пару гранатовых серег.
– Как думаешь, маме понравится? – спросил он. – Подойдет к тому ожерелью, что я подарил ей пару лет назад.
Полли знала, что мать не любит гранаты – они не подходят к ее волосам. Ожерелье она надевала лишь изредка, порадовать отца.