Застывшее время

В конце концов она поняла, что слова не помогают, и просто обвила его руками. Вскоре рыданья утихли, он нашарил в кармане платок и высморкался. Неловко вытерев лицо, как человек, не привыкший к таким жестам (впрочем, он действительно не привык плакать, подумала она), он глухо сказал:

– Извини, Полл…

– Ничего, я понимаю.

Через некоторое время она добавила:

– И я не скажу Клэри – если она узнает, что ты считаешь его погибшим, то расстроится еще больше. Хотя, – осторожно закончила она – не хотелось его снова огорчать, – всегда остается капелька надежды, правда, пап? Ты так не думаешь?

– Должна быть, – ответил он, но так тихо, что она едва расслышала.

После этого им долгое время не удавалось побыть вместе: один раз – справедливости ради – ему пришлось вывозить Саймона, и потом бо́льшую часть выходных он проводил с мамой и Уиллсом. На Клэри кольцо с изумрудом не произвело особого впечатления, пока Полли не сказала ей, что оно из Елизаветинской эпохи – только тут она попросила посмотреть.

– Его мог носить кто угодно, например, фрейлина Марии Стюарт, – предположила она. – Только представь себе! А вдруг ее прямо в нем и казнили! Да, это серьезная вещь!

Разумеется, письменная доска произвела на нее куда большее впечатление: ее глаза наполнились слезами, она молча открывала и закрывала коробку.

– Наверное, ты меня… немножко любишь, – заключила она. – Ой, смотри, потайной ящичек!

Поглаживая дерево, она нечаянно коснулась пружинки, и под пространством для бумаг обнаружился еще один, очень мелкий ящик. В нем лежал тонкий листок, сложенный в виде конверта. Внутри бумага была исписана мелким почерком в обоих направлениях.

– Как письма в романах Джейн Остин! Ой, Полл, вот здорово! У меня уйдут годы, чтобы разобрать текст. Чернила ужасно выцвели. Наверное, это очень важное письмо!

Они и так и сяк пытались прочесть, но даже лупа не помогла.

– Кажется, тут речь идет о погоде и о дороговизне муслина, – наконец вынесла вердикт Клэри. – Но ведь должно же быть что-то еще! Или это тайный шифр, но едва я добираюсь до кодового слова, как оно упирается в другое, написанное в обратную сторону!

Как ни странно, расшифровать письмо удалось мисс Миллимент.

– Так писали во времена моего детства, – пояснила она. – Почтовые расходы были дорогие, вот люди и экономили на бумаге.

В письме действительно шла речь о погоде и о ценах – не только на муслин, но и на кружева, мериносовую шерсть и даже муфту.

– В любом случае, его написали очень давно. – Клэри аккуратно сложила письмо. – Я буду хранить его в потайном ящичке. Полли, у меня никогда не было такой удивительной и замечательной вещи! Я буду держать в ней все свои записи.

Она сочиняла цикл коротких рассказов, связанных друг с другом сюжетно, с общим персонажем, и иногда по вечерам читала Полли отрывки – всяко приятнее выдумок о жизни дяди Рупа во Франции, – однако лишь те куски, в которых она не была уверена, так что общий сюжет оставался неизвестным.

– Ты – мой критик, – сурово отрезала Клэри, – ты не можешь просто читать и получать удовольствие от сюжета!

Поспешно расчищая стол под новую доску, она сказала:

– Спасибо, Полл. Ты – самый дружеский друг!

Подумав, она добавила:

– Наверное, она стоит кучу денег.

Зная, что Клэри будет приятно, Полли слегка приврала:

– Ну да, не без этого.

Кажется, у нее получается приносить людям радость, а это уже кое-что, учитывая, что других талантов у нее нет.

– Как, по-твоему, мисс Миллимент выглядела в детстве? – спросила она, пока девочки собирались к ужину.

Клэри задумалась.

– Такая… похожая на грушу с косичками, – предположила она. – Думаешь, люди когда-нибудь говорили: «Какой милый ребенок!»?

– Вряд ли, разве что пытались быть любезными с миссис Миллимент.

– Наверное, ей это было нужно.

– Ну нет, я не согласна. Для матери ребенок всегда красивый. Возьми хоть Зоуи с Джульеттой.

– Но Джули и правда хорошенькая, – возразила Клэри. – С другой стороны, твоя мама тоже считает, что Уиллс миленький, и хотя он твой брат – прости, но он откровенно страшненький!

В этот вечер собирались особенно тщательно, поскольку к ужину ожидался друг дяди Руперта. Клэри старалась потому, что он был папиным другом, а Полли просто любила наряжаться, расчесывать волосы сто раз, выравнивать и разглаживать пальцем брови, надевать украшения, проверять, ровно ли лежат стрелки на чулках. Клэри же погладила лучшую блузку, попыталась отыскать парные чулки и с усилием терла пальцы, тщетно пытаясь отмыть с них чернила. Никто из них не упоминал вслух, что сегодня они особенно стараются, но обе понимали это.

– Интересно, какой он, папин друг? – заметила вслух Клэри с нарочитой небрежностью.

– Старый, наверное.

– В смысле?

– Ну, слишком старый для нас – около сорока.

– Ты так говоришь, будто замуж за него собираешься!

– Не говори глупостей! Он наверняка и сам женат – в таком-то возрасте.

– А вот и нет! Папа рассказывал, что ему девушка отказала, и отчасти поэтому он уехал жить во Францию.

– Хочешь сказать, у него разбито сердце? – Тут уж Полли не смогла скрыть интереса.