ЗАТЕМ

Друзья изрядно выпили. Перекинулись замечаниями о том, что вот они опять, как бывало, вместе едят и пьют, постепенно языки у них развязались. Пересыпая шутками свой рассказ, Дайскэ сообщил приятелю, что несколько дней назад во время пасхи ходил в церковь св. Николая смотреть службу. Служба началась ровно в двенадцать ночи, когда все вокруг уже спят. Обойдя вокруг длинной галереи, прихожане вернулись в главный храм, где к тому времени зажглось несколько тысяч свечей. В глубине шла целая процессия священников в ризах, и по стенам, строго выкрашенным в один цвет, двигались их огромные тени. Хираока слушал, подперев щёку рукой, щуря за стёклами очков покрасневшие глаза. Около двух часов ночи, рассказывал Дайскэ, он вышел на широкую улицу Онарикайдо и, следуя по темневшей в ночи трамвайной линии, очутился в роще Уэно, среди сверкающих в электрическом свете цветов.

— Ночью, когда вокруг ни души, сакура просто великолепна, — сказал Дайскэ. Хираока осушил рюмку и с лёгкой грустью промолвил:

— Да, вероятно, хороша. Мне ни разу не приходилось видеть… Но всё это прекрасно, пока не столкнёшься с жизнью. А уж потом тебе не до этого. — Он с чувством лёгкого превосходства посмотрел на своего неопытного друга. Не говоря уже о тоне, каким это было сказано, Дайскэ показался нелепым сам ответ. Житейскому опыту он предпочитал опыт той пасхальной ночи.

— По-моему, нет ничего глупее, чем так называемый житейский опыт. Одни страдания, не так ли?

Хираока поднял осоловевшие глаза.

— У тебя, кажется, изменились взгляды. Раньше ты считал, что страдания действуют на человека благотворно.

— Несмышлёный юнец, подпавший под влияние банальных истин, мог болтать, что попало. Теперь я поумнел.

— Пора и тебе выйти в широкий мир. А то опоздаешь.

— В широкий мир я вышел давно. Сразу после того, как мы с тобой расстались. Теперь мой мир совсем иной.

— С тебя ещё не сбили спесь, но рано или поздно ты сдашься.

— Разумеется, если нечего будет есть. В любой момент. Но сейчас мне это не угрожает, с какой же стати мучить себя во имя какого-то пошлого житейского опыта. Ведь это всё равно, что индийцу надеть пальто на случай, если вдруг стукнет мороз.

На какое-то мгновение брови Хираоки сошлись на переносице, и, уставившись в одну точку, он усиленно дымил сигаретой. Дайскэ решил, что наговорил лишнего, и продолжал уже более миролюбиво:

— Есть у меня один знакомый, который совершенно не смыслит в музыке. Он учитель. Чтобы свести концы с концами, ему приходится преподавать не то в трёх, не то в четырёх школах сразу. Жаль мне его. Бедняге едва хватает времени на подготовку к урокам, которые он потом, как заведённый, излагает в классе. Всё долгожданное воскресенье он храпит, называя это отдыхом после трудов праведных. Ни в концерт пойти, ни знаменитого артиста послушать у него нет никакой возможности. Так, видно, ему и суждено умереть, ни разу не войдя в прекрасный своеобразный мир — мир музыки. Что может быть печальнее, чем неопытность в этом смысле! Уменье добывать хлеб насущный, может быть, и важнее, но как это низменно. Думать лишь о пропитании недостойно человека. Ты, видно, всё ещё считаешь меня мальчишкой, но в мире, где я живу, богатом и исполненном смысла, я чувствую себя более зрелым, чем ты.

— Хорошо, если тебе удастся навсегда остаться в твоём мире, — мрачно заметил Хираока, стряхивая на тарелку пепел. Его слова прозвучали, как проклятье богатству.

Друзья вышли на улицу. Они затеяли этот нелепый спор под воздействием винных паров, а до главного так и не дошли.

— Пройдёмся немного? — предложил Дайскэ. Хираока ответил что-то неопределённое и пошёл вслед за Дайскэ. Он, видимо, не очень торопился, как заявил об этом в начале встречи. Пока, свернув в боковую улочку, они выбирали место поукромнее, как-то сам собой завязался разговор, которого так ждал Дайскэ.

Приехав на место, Хираока стал усиленно изучать дело и попутно экономическое положение района. При первой же возможности он намеревался обобщить теоретически то, что делалось на практике. Однако недостаточно высокое положение не позволило ему осуществить свои планы, и он решил, что попытается сделать это в будущем. В первое время, правда, он обращался с некоторыми рекомендациями к управляющему филиалом, но тот отнёсся к ним без всякого интереса. Когда же Хираока привёл доводы, довольно сложные, это вызвало у управляющего явное неудовольствие, и он посмотрел на Хираоку так, словно хотел сказать: «Что ты смыслишь в этом, желторотый птенец?» Сам же он, кстати, ничего не смыслил. Просто боялся соперничества Хираоки и потому пренебрегал всеми его предложениями. Выведенный из себя Хираока не раз вступал с ним в спор, и дело доходило до конфликтов.

Но шло время, и Хираока смирился с окружающей обстановкой, делал всё, чтобы приноровиться к ней. Управляющий между тем сменил гнев на милость и изредка даже советовался с Хираокой. Да и сам Хираока, умудрённый некоторым опытом, не перечил больше управляющему, как это было в первое время, когда он только-только закончил ученье.