– Он – эгоистичный мотылек, желающий лишь безмятежности. Он давно хочет, но не может стать жрецом. И терзается от того, что свита высмеивает его. Страсть чужда таким, – проговаривал Арвиум, вникающе целуя ее в шею, обагренную выпавшими из прически волосами. Теплая твердость его тела пригвоздила Иранну к шаткому месту между кустом и углом стены. Она отвернулась, но не отстранилась.
Арвиуму так сладко было вгрызаться в то, что принадлежало Галле… Представляя его негодующее бессилие от происходящего.
В Иранне взыграла непокорная кровь ее матери. Из-за происхождения ее держали в строгости, а простолюдинам можно было делать, что заблагорассудится. Вопреки потугам Арвиума уменьшить хищный оскал, она осознавала, с кем имеет дело, и ее пьянило переступание черты, собственная безнаказанность и месть Галле, который не оценил и не возжелал ее. Ей вдруг взбрело в голову обуздать Арвиума, стрясти с него эту оголтелую спесь хозяина и впервые в жизни насладиться скоротечным мигом.
Ее захватил этот вихрь их взаимной красоты и процветания, их тайны и его былых и грядущих прегрешений. Балансирование на грани надежды, перерождающейся в разочарование, будоражили ее настолько, что прежде скучные вечера в собственном крыле дворца окрасились уникальным привкусом неизведанного. И жажду свершений, откупоренную этим чувством, уже было не обуздать. Вечера были конечны и остры этой обрубленной прелестью, словно вся жизнь сосредоточилась в одном миге.
Путь к цели казался Иранне волнующее и желаннее, чем неясный финал. Но Арвиум, мозолящий на расстоянии пальца, подвижный и пронзающий, оказался сильнее, чем неоформленные обещания невесть чего. Иранна сама не понимала, к чему стремится больше – к нему самому или его переплетенному образу значимости и почета.
29
– Не бывать этому! – визг Амины разнесся по коридорам, чуть не добежав до нижнего этажа, где в духоте и смраде ютились распухшие в паре кипящих котлов стряпухи.
Она выскочила в двери и, расцарапав ладони о стену, скрючилась, не двинувшись с места. Бежать было некуда… От Ои не уйти. От ее негромкой констатации, от неопределенной улыбки, в которой не прослеживалось теплоты и понимания.
Не быть ей жрицей, дарующей подневольным свет… Быть может, так и лучше. Слишком много надо недоговаривать на этом поприще.
В покоях Ои было тихо и светло. Никто из прислужниц не решался подать голос. Вошедшая Амина будто провалилась в сонное царство неярких красок.
– Вместо моего сына будешь править ты, – сообщила Оя сонно, демонстрируя удивительное для многих сочетание негромкости и непререкаемой властности.
Амина непонимающе моргнула и застопорила взгляд на лазуритовых бусах Ои. Потребность отвечать доводила ее до исступления.
– Все случилось как нельзя лучше. Иранна не смогла бы помогать мне управлять Галлой. Девчонка только и знала, что возиться с щенками и покупать бусы.
Амина подавила спазм в горле, будто засыпанном изнутри солью. Рваными клоками проносились сцены, как бездыханную Иранну вылавливают из моря, несут во дворец, Арвиум хватает себя за волосы и закрывает лицо изгибающимися крупными пальцами.
Колкая и отзывчивая принцесса делала Амину лучше своим многословным бескорыстием. Живая и непостоянная, она была последней кандидатурой, которая могла пострадать таким образом, каким изгрызались жизни девушек по ту сторону цивилизации, в замкнутом Сиппаре. В Умме же люди были вторичны по отношению к природе и потому относились к ее проявлениям терпимее, а эго Арвиума с трудом мирилось с таким положением. Быть может, еще и поэтому он так проникся неведомой верой, не зная ее полутонов.
– Почему я должна править вместо Галлы?
– Что за вопросы? Потому что ты сестра Мельяны.
– Единоутробная сестра, – с трудом отозвалась Амина. – Отец мой был звездочетом… Не избранным правителем.
– Да… твоя мать упросила разрешения вновь выйти замуж, но лишь выполнив свой долг и подарив Умме Мельяну. Вот и ты свой выполни.
– Правила наши слишком нечетки… Не лучше ли созвать собрание?..
– Я устала от необходимости все выпрашивать. Так или иначе, других претенденток нет.
– А если получше исследовать родословную…
Оя поморщилась.
– Довольно. Никого я искать не буду. Просто мы обе сделаем так, как удобно нам. Это и напрашивалось с самого начала, пока Мельяна не спутала все планы. Такая же мятежница, как и ваша мать, – почти улыбнулась Оя.
Амина почти услышала, как за ее спиной захлопнулись двери от потягивающего сквозняка.
– Удобно тебе. А мне было удобно удалиться в храм, чтобы никто не мешал мне внимать мудрости древних!
– Ты просто ленивая девчонка.
Амина зверела.
– Если лень заключена в восхищении жизнью – пусть так. Мне не нужна трясина.
– Как же я устала… Как только все приходит в подобие равновесия, происходят такие вещи! Син мог бы и не бросать меня наедине с этим… В полнейшей неопределенности!
– Он погиб. И Иранна погибла, – жестко отчеканила Амина, забыв о почтении.
– Она могла бы подумать, прежде чем связываться с этим найденышем.
«А ты могла бы подумать, прежде чем отпускать своего мужа на верную погибель из-за его неуемной жадности власти».