Затерянный исток

– А что будет, если этот змееныш заполучит власть? Впервые за столько лет мне по-настоящему страшно засыпать ночью… должно быть, он надеялся жениться на Иранне в обход меня… когда не исправить было уже ее положения… Без противодействия захапать желанное.

В отсвете зрачков Ои обернувшаяся к ней Амина приметила шаткость высоты и подкашивающий страх. Амина с ужасом думала, пошла бы на это Оя и что ждало бы Иранну. И испытала ли она облегчение от того, что все разрешилось водой.

Амина сделала глубокий вдох. После пьянящих брожений по стыку берега и волн, распадающихся на пену об утесы. После островов, восстающих посреди моря, соединенных с землей узкой веревочной тропкой. После таинственных посвящений в древние сговоры небольших групп. После отвращения к историям об изнеженных принцессах, настолько непорочных, что даже обращаться к смертным для них считалось зазорным. Так они и сидели взаперти на своих балконах, сверкая лишь неправдоподобно чистой тканью на локтях… Полубожественные. А несчастные без остатка. Растворенные в боли и вечном страхе за детей. Сословие рожениц не могло помочь им в преемственности власти. Путь принцессы, наделенной всем и всего же лишенной      , не для Амины. И плевать, что следующая в очереди на трон каким-то хитрым сопряжением родственных связей она.

– Перебесись и возвращайся. Тебе о многом надо поведать, – послышался из покоев Ои ее негромкий хрипловатый голос. – Ты же ничего в этом не смыслишь…

Поведать о чем? Как изгаляться в двуличии? Амина сплеча решила, что ненавидит эту женщину, делающую вид, что она царственна и заботится о подданных, являющую своим примером надежду на взлет из низов, а на деле думающую лишь о собственных мужчинах. Лахама, несмотря на свою эксцентричность, действительно пыталась улучшить жизнь хотя бы кого-то. В отличие от застопоренной на месте Ои, мумифицированной в собственном прошлом и свято уверенной, что его достаточно. Оя ее заставляла отречься от себя ради… ради пустоты. Ради пресловутого спокойствия кого угодно, но не самой Амины. Пустота должна была быть иной заполненностью, но Амина не желала знать, чем чревато это страшащее наполнение нежеланными эссенциями.

Ое даже не жаль Иранну… Она не сказала о ней ни слова. Амина не могла понять, что послужило истинной причиной такого поступка Иранны. Амина не верила, что это лишь разбитые чаяния из-за Арвиума… Она вообще не верила, что принцесса способна была окунуться в связь с ним. Амина охотнее готова была поверить, что Иранна не выдержала крушения своего огромного самомнения, масштабность которого не признавала, не вынося обращать на себя собственное внимание. Первая же трудность, с которой она столкнулась, выбила Иранну из колеи. За ее бахвальством и внешней непримиримостью скрывалась натура болезненно самолюбивая и неуверенная в собственной притягательности для других. Правда, как ослепительный солнечный свет, разрезала ей глаза и пошатнула мир, который она годами выстраивала. Амина поняла, что шла противоположным путем и при этом в другом направлении – от дряблой безропотности к четкому протесту.

Амина осторожно выдохнула еще раз и уверенным шагом покинула дворец. Пересекла помпезную лестницу, восходящую к небу в несколько этапов. Отыскала Этану, уморительно сморщившего лоб при виде нее и нежно, но настойчиво потянула его за руку с удлиненными пальцами. В сумерках, наброшенных на пальмы и белый песок под ногами, она бежала впереди, а он видел ее перехваченную материей талию и раздробленные жемчужины в развившихся волосах, хлещущих Амину по спине.

30

Выгнав всех прислужниц, Оя долго сидела, ссутулившись и обхватив ладонями собственные плечи. Со стороны она видела себя слабеющей тщедушной женщиной, которая в переломный момент, вместо того, чтобы подпитываться яростью и идти вперед по накатанной, вот-вот готова сломаться, вспороть самой себе брюхо одним фальшивым выбросом. Ее не страшила старость, потому что она знала, что преуспела в жизни не благодаря своей наружности. Удивительно, что и Амина с ее отточенным церемониалом черт пошла тем же путем. Видно, много было и с ее стороны проходных фраз, накрепко отпечатавшихся в формирующейся душе девочки. Оя не хотела причинять боль никому из своих детей, но как же быть им всем, если каждый пойдет, куда хочет сам? Удивительное их содружество напоролось на какие-то социальные договоренности, которые дробили его, не позволяя оставить все как прежде – в счастье и гармонии.