— Нет-нет. Ксения Владимировна хорошая тетка. Дело не в ней. Дело, наверно, во мне. У меня что-то сломалось внутри. Все пошло наперекосяк. Я действительно не сплю… Наверно, я больше была привязана к Олегу, чем думала. Если бы я не ушла от него в восемь, ну хотя бы расспросила, почему он хочет, чтобы я ушла, все могло быть по-другому. Он был бы жив. Понимаете? — Она воткнула сигарету в пепельницу так, что разлетелись искры. — Вспомнила я вот что. Полтора года назад, позапрошлой осенью, мы с Олегом обедали в ресторане Дома журналистов. Сидели мы за четырехместным столом, и два места было свободных. К нам подсадили пару — интересную женщину лет сорока и такого же возраста мужчину. Мужчина вежливо спросил, не возражаем ли мы. А чего было возражать, когда они уже уселись? Потом он спросил, хорошего ли разлива шампанское. Мы пили шампанское. Олег предложил ему попробовать. Он попробовал. Ему понравилось. Он дал попробовать женщине. Ей тоже понравилось. А когда им принесли еду и шампанское, мужчина сказал, что он наш должник и, хотя Олег возражал, протестовал, наполнил наши бокалы своим шампанским. Олег тоже не хотел быть должником и заказал новую бутылку шампанского. Потом заказ сделал мужчина. Я не помню подробностей, но у меня сохранилось ощущение веселья. Мужчина оказался весельчаком, смешил нас анекдотами, шутками. Помнится, он сказал, что пора раскрыть свое инкогнито. Мы перезнакомились друг с другом. Женщину звали Катей, он называл ее Катюнчиком, а его — Леонардом Когда настало время расплачиваться, Олег подозвал официантку, но выяснилось, что Леонард уже заплатил за всех.
— Он что, выходил?
— Да. Олег растерялся. Леонард сказал, что в следующий раз, если мы еще раз случайно встретимся, заплатит Олег. Олег ухватился за это и предложил Леонарду с Катей встретиться с нами на следующий день. Помню, Леонард спросил у Кати: «Катюнчик, как ты на это смотришь?» Она ответила: «Положительно». Олег с Леонардом обменялись телефонами. А встретились мы через дня три или четыре в шесть вечера. Не знаю, где Леонард работает, но когда мы уходили в первый раз, с ним все раскланивались — и гардеробщик, и дежурная мымра. В Дом журналистов мы с Олегом прошли, что называется, на фуфу, просочились вместе с группой мужчин, у которых мымра проверяла членские билеты Союза журналистов. Во второй же раз нас не впустили. Пришли Леонард и Катя, и перед нами распахнулись двери Леонард не показывал никакого документа. Он только кивнул мымре. После того вечера мы больше не встречались. Но Олег два или три раза передавал мне привет от Леонарда и говорил, что тот приглашал нас в ресторан. Олег не любил ресторанов и отказывался от приглашений. Через полгода мы забыли о Леонарде и Кате и ни разу о них не вспоминали.
— Почему же вы сейчас о них вспомнили?
— Вы же сами спрашивали меня о знакомых Олега.
— Да, конечно. Фамилию Леонарда вы не запомнили?
— Филин, Флягин или вроде этого.
— А телефон?
— Кажется, он начинался со сто девяносто девяти. Совершенно точно помню, что это в районе Хорошевки.
— В поведении Леонарда вам что-то кажется подозрительным?
— Нет.
— А в поведении Кати?
— Тоже нет. Она очень симпатичная. Да, Катя работает, по-моему, в Аэрофлоте. Она что-то говорила об этом.
Я вздохнул. Задала мне Нелли задачу. Теперь надо было искать Катю и Леонарда, будто не хватало нам работы хотя бы по записной книжке Игнатова. А в Аэрофлоте сорокалетних красивых женщин по имени Катя, я так полагаю, наберется пара сотен.
— Можете описать Катю?
— Невысокая шатенка, волосы убраны в пучок, серые глаза, очень красивые белые зубы. Четвертый размер груди.
Размер груди — примета, конечно, важная. Но не будем же мы производить обмеры сотрудниц Аэрофлота.
— А что, это обращает на себя внимание?
— Еще как! Она же невысокая и тонкая.
— Опишите Леонарда, пожалуйста.
— Брюнет среднего роста, коренастый, темные глаза, припухлые веки, широкий нос, тонкие губы.
Я вытащил из кармана фотографию.
— Этот?
— Нет. Ничего общего. Этого я никогда не видела. У Леонарда есть особая примета. Он хромает и ходит с палкой. У него что-то с коленом.
— Какой ноги?
— Не знаю. Палку он держит в левой руке. Хромает не сильно. Кажется, он бывший футболист или хоккеист. Что-то он говорил насчет спорта.
В управлении ждал меня расстроенный Хмелев. Никто не опознал человека на фотографии. Хмелев переживал это как личную обиду.
— У тебя тоже пусто? — спросил он.
— Пусто, Саша, пусто. Вот только Нелли Коробова вспомнила один давний эпизод, — сказал я, открывая сейф, где лежала записная книжка Игнатова, над которой мы с Хмелевым трудились в поте лица и все же до конца не одолели. Мы дошли лишь до буквы «У».
— Едем в Люберцы?