Затонувший мир

Позади себя в зеркале он видел спящую Элизабет; ее широкие бедра заполнили почти всю кровать. Ему было приятно смотреть, как она отдыхает. Вопреки его ожиданиям она по-прежнему больше заботилась о нем, чем о будущем ребенке, и даже не позволяла ему готовить самому свой завтрак. Причесывая волосы — густые белокурые пряди, — откидывая их так, чтобы прикрыть полысевший овал головы, он усмехнулся, вспомнив, что в книге о материнстве, которую они с Элизабет недавно прочли, много говорилось о супермнительности будущих отцов. Очевидно, жена поняла это слишком буквально.

Он крадучись возвратился в спальню и постоял перед распахнутым окном, блаженствуя в терпком воздухе раннего утра. Внизу, дожидаясь завтрака, он отыскал в шкафу в холле свою заброшенную теннисную ракетку и уже совсем разбудил Элизабет, когда, имитируя подачу, ненароком расколол стекло барометра.

Сперва Фримэн упивался возвратившейся энергией. Он катал Элизабет на лодке вверх и вниз по реке, мощно взмахивая веслами, радостно ощущая в себе физическую силу, которая в юности из-за его занятости не нашла выхода. Он сопровождал Элизабет в ее походах по магазинам, нагружаясь покупками для ребенка; его плечи стали шире, ему казалось, что он вырос на несколько футов. Но как раз в это время он почувствовал, что с ним творится что-то неладное.

Элизабет была крупной, своеобразно привлекательной женщиной с широкими плечами и тучными бедрами; она всегда ходила на высоких каблуках. Фримэн, среднего роста, плотный мужчина, чуть уступал ей ростом, что, однако, нисколько не смущало его.

Но когда он вдруг заметил, что теперь чуть достает до ее плеча, то начал тщательно наблюдать за собой.

Во время одного из посещений магазина (Элизабет теперь не ходила в них без Фримэна, всегда наивно советуясь с ним, точно ему самому предназначались в будущем все эти крохотные младенческие ползунки и кофты) продавщица простодушно приняла Элизабет за его мать. Ошарашенный Фримэн внезапно увидел несоответствие, разделившее их — беременность привела к тому, что лицо Элизабет отекло, плечи и шея расползлись, тогда как его лицо разгладилось и морщины исчезли.

Когда они возвратились домой, он долго бродил по комнатам — мебель и книжные стеллажи стали казаться ему высокими и неуклюжими. Поднявшись в ванную, он впервые встал на весы и убедился, что потерял в весе один стоун шесть фунтов.

Тем же вечером, раздеваясь, он сделал еще одно внезапное открытие: Элизабет ушивала его костюмы. Она умалчивала об этом, и когда он впервые заметил, что жена возится со своей корзиной для шитья, то решил, что она хочет сшить что-то для ребенка.

В следующие дни его первый, можно сказать, весенний всплеск энергии немного спал. Удивительные метаморфозы происходили с ним — кожа, волосы и все мышцы будто трансформировались. Черты лица изменились, челюсть стала короче, нос не так выдавался, щеки были абсолютно гладкими.

Обследуя свой рот с помощью зеркала, Фримэн обнаружил, что большинство металлических пломб исчезло, уступив место безупречной белоснежной эмали.

На службе он заметил, что коллеги посматривают на него с недоумением. На другой день после того, как он обнаружил, что не в состоянии дотянуться до справочников на полке рядом со своим столом, Фримэн не вышел на работу, сославшись на грипп.

Казалось, Элизабет прекрасно понимала, что творится. И все-таки Фримэн ничего не говорил ей, опасаясь, что, если она узнает правду, потрясение вызовет выкидыш. Закутавшись в старый халат, перевязав шерстяным шарфом шею и грудь, чтобы фигура казалась крупнее, он сидел на тахте в гостиной; вокруг высилась груда пледов, а жесткая подушка приподнимала Фримэна над тахтой.

Он старался в присутствии Элизабет не выпрямляться в полный рост, а в случае крайней необходимости пробирался по комнате на цыпочках, прячась за мебелью.

Однако обнаружив через неделю, что, когда он садится за обеденный стол, его ноги больше не достают до пола, он перебрался наверх в постель. Элизабет охотно поддержала это решение. Все это время ее ласковые неподвижные глаза пристально следили за ним. Она спокойно ожидала рождения ребенка.

«Дьявол возьми этого Хансона», — подумал Фримэн. Уже одиннадцать сорок пять, а его все нет. Фримэн машинально листал журнал и каждую секунду посматривал на часы. Ремешок их давно скользил по кисти, хотя он уже дважды делал дополнительные дырочки для пряжки.

Как поведать о своей метаморфозе Хансону, он пока не придумал — его душу мучили различные сомнения. Он сам до конца не верил в то, что с ним творится. Да, конечно, он много потерял в весе (по восемь-девять фунтов ежесуточно!) и стал на фут ниже ростом, однако это никак не отразилось на его здоровье. Фактически он приобрел вид четырнадцатилетнего мальчишки.

«Как же все это объяснить?» — задавался вопросом Фримэн. Не является ли его омоложение своеобразным психосоматическим эксцессом? Ведь он не ощущал какой-либо сознательной неприязни к будущему ребенку, откуда же взяться этим необъяснимым репрессалиям[27]?