– Да нет, просто, как и вы, работаю на самого себя и зарабатываю своей головой, – стряхивал пылинки и с посмертного лапсердака референт.
Здесь Люся в третий раз за вечер потеряла к Олегу всякий интерес. В первых двух случаях, правда, это сотворилось заочно.
С тех пор, как на ее мужа, заснувшего пьяным в прокатном цеху, разгрузили раскаленную плиту, и он фактически испарился, Людмила – на руках с трехлетним малышом – воспринимала ощетинившийся нуждой мир, точно самка, которую вот-вот разорвут голодные сородичи.
Все же, по-видимому, трагедия лишь усугубила ее родовую стервозность и примитив помыслов. Оттого каждого нового забредшего в ее жизнь индивида Люся пропускала через внутренний микроскоп, тестируя образец без премудростей: «полезен – бесполезен», «нужен – без толку». Микроскоп ее, правда, грешил одним глазком, да еще отсутствием линз, но такой уж ей достался…
На бесплодных субъектов Люся не то чтобы не тратила лишней минуты – она не видела их в упор. Так что, услышав от Олега слова «труд» и «зарабатывать», отдававшие чуждой ее самочьей натуре расплывчатостью, она без колебаний причислила его к извечному нересту пустобрехов. А вся его презентабельная внешность, запечатленная при встрече, растворилась, как сахарная пудра в кипятке.
Для Люси тема Олега казалась исчерпанной, как, впрочем, и планы на сегодняшний день. Смеркалось, до вызова такси в аэропорт – часов семь. Следовательно, не лишнее дело выспаться. Она незаметно вышла из-за стола и прошмыгнула в ванную, где, прихорашиваясь, раздумывала, как выудить из номера Виктора. Последний вновь разливал алкоголь в разнокалиберную, не очень мытую посуду и, казалось, весьма заинтригован новым приключением Светланы.
Люся не кривила душой, высказав подруге опасения в адрес Виктора. На нем был весь багаж, так что завтра утром он делался ключевой фигурой их бизнеса. Совершенно непозволительно, считала она, без нужды его провоцировать. Более того, Люся неизменно сокрушалась, видя, как двадцатисемилетний, обделенный судьбой м
Но гораздо серьезнее ее тревожили доносившиеся из комнаты звон стаканов и возбужденные голоса. Родившись русской, она доподлинно знала, во что выливается эта национальная геральдика и, каковы бывают ее последствия. Лишь для несведущих «теплые» посиделки – акт релаксации граждан, озабоченных зудом группового общения. Стало быть, преступно пускать вечеринку на самотек и потакать Витяне в желании набраться. Люся то и дело задумывалась, как вытащить Виктора из-за стола и спровадить в номер, чтобы к утру он, выспавшись, протрезвел. Между тем не выпускала из виду вариант завлечь Витяню к себе в гостиницу, притом что ее прежние попытки с ним переспать успеха не имели.
Тут до Люси донеслось:
– Как вы допустили, что вооруженная чуть ли не авторучками горстка террористов поставила на колени вашу хваленую Америку и отымела до полного не могу?
«Вашу хваленую Америку» зацепило Люсино ухо, и она вслушалась в беседу, воспринимавшуюся до сих пор интонационно.
Ответ прозвучал после паузы, но еще больше заинтриговал:
– Боюсь, Виктор, поимели не Америку, а нас всех, да и продолжают иметь… – тяжко вздохнул референт.
– Нас – это кого? – смутился Витяня.
– Америку, Европу и без всяких оговорок Россию. Одним словом, все мало-мальски открытые общественные системы, – вынес свой вердикт заезжий гость.
– При чем здесь Россия? А хотя… Должно быть, имеете в виду «Норд Ост», Беслан… – обескуражено согласился Витяня.
– Беслан – это где? – поинтересовался Олег.
– На Северном Кавказе… школьники… – нехотя пояснил собеседник.
– Ах да, та трагедия первого сентября, – вспомнил, переварив подсказку, референт.
Люся напрягла слух, пытаясь разобрать источник заполнивших диалоговую паузу звуков: то ли так ворковали новоиспеченные голубки, то ли Виктор столь художественно, с придыханием подбавлял. В итоге лишь расстроилась вконец. Ее мечущееся промеж экономических невзгод и вдовьим одиночеством естество бесило что то, что другое…
Нагрянули слезы, Люся встрепенулась – искала глазами полотенце, чтобы спасти макияж. На держаке – одно махровое, она схватила его, но застыла, когда гость увлекательно, с нарастающим воодушевлением заговорил: